Годсолов

— Моя жена находится в доме и готова ответить на все ваши вопросы, господа, — обратился Рейф ко всем присутствующим во дворе. Затем, сознавая, что это звучит вызывающе, добавил: — Достопочтенные лорды, не желаете ли пройти в мои дом и отдохнуть?

— Это не твой дом, — прорычал отец Кейт. Рейф не удостоил его даже взглядом, поскольку в этом не было необходимости. Не прошло и часа, как все присутствующие, кроме Бэгота, согласились, что Глеверин принадлежит Годсолу, и в этом их убедила его наследница.

Когда Кейт услышала, что Рейф пригласил прибывших войти в холл, сердце ее бешено заколотилось. Даже ради спасения своего брака она не была готова встретиться лицом к лицу со всеми этими людьми. Кейт стала двигаться к краю скамьи, установленной вдоль внутренней стены, пока не оказалась у входа в спальню. Какая глупость! Со вчерашнего дня она прекрасно знала, что в Глеверине негде спрятаться. Несмотря на это, она все-таки встала так, чтобы дверной косяк наполовину скрывал ее. Впрочем, эти уловки смешны, ведь ей все равно придется отвечать на вопросы, которые так трудны для нее. Даже если не отец, то другие люди будут мучить ее вопросами, пытаясь узнать все подробности. И осудят, узнав, как глупо и дерзко она вела себя. Но хуже всего то, что их любовь с Рейфом обрекала их на осуждение. Им едва ли поверят, что они не замышляли специально тайно обвенчаться, чтобы спасти ее от брака, намеченного отцом. Что ж, если она не готова к встрече гостей, то по крайней мере к этому был готов холл. Все утро Кейт, госпожа Джоан и служанки Глеверина трудились, наводя образцовый порядок. При этом из подвала было извлечено кресло, которым, как сказала Джоан, отец Кейт пользовался во время собраний общины, и они установили его на помост у задней стены. Поставлены были также обеденные столы, на которых вместо обычного супа и черствого хлеба лежал свежий сыр, приготовленный из молока от коров и овец, щипавших первую весеннюю траву. Кроме того, на каждом столе стояли корзины со свежеиспеченным хлебом, аромат которого разносился по всему холлу, и кувшины с вином, ячменным напитком и пивом для тех, кто предпочитал более простое питье. А потом, если дело закончится в пользу Рейфа — и даже если нет, чего опасалась Кейт, — будет подано еще и нежнейшее мясо молодых барашков. Когда все было готово, Рейф отослал служанок в часовню поместья. Там они должны были ждать вместе со священником Годсолов, пока их не вызовут в качестве свидетелей. Рейф решил, что показания женщин будут более убедительными, если они не будут слышать, о чем ранее говорилось в холле. Первым желающим увидеть Кейт был епископ Роберт. Он вошел, сверкая доспехами, что делало его скорее похожим на воина, чем на священника. Без своей митры он казался гораздо меньше ростом, а в его лице с острыми неприятными чертами ничто не говорило о святости и доброте. За ним в холл прошли Рейф и Уилл. Переступив порог, старший брат шагнул в сторону и остановился рядом с дверью, как бы намереваясь охранять вход. Рейф выглядел очень довольным собой, однако Кейт, как ни старалась, не могла разделить его настроение. Пусть даже тысячи священников признают их брак законным, ее отец будет всеми силами стремиться расторгнуть его.

— Не желаете ли присесть, милорд? — обратился Рейф к епископу Роберту, гостеприимным жестом приглашая почетного гостя к помосту, на котором стояло кресло.

В холл друг за другом входили те, кто должен был вынести решение, выслушав историю Кейт Их было шестеро — знатных людей, включая представителя влиятельной графини, каждый из которых имел еще небольшую личную свиту. Стоя в укромном месте, Кейт изучала судей, пытаясь уловить их настроение. Войдя в холл, лорд Хейдон снял перчатки и быстро направился к ближайшему столу. Усевшись на скамью, он взял большой кусок сыра и преломил хлеб. Появившиеся за ним сэр Джосс и Джерард остались стоять, но не потому что не хотели бы устроиться поудобнее в доме, который Рейф объявил своим, просто молодые люди не являлись судьями, и их положение не позволяло сидеть вместе со знатными людьми. За ними шагал представитель графини, неся свой шлем на согнутой руке с таким видом, словно он мог понадобиться ему во время церемонии. Его лицо выражало неодобрение, когда он, миновав столы, подошел к епископу, сидевшему в массивном кресле. Заняв позицию в нескольких шагах справа и чуть позади него, он молча приложил свободную руку к груди поверх не совсем чистой накидки Его угрюмый вид говорил о том, что он не испытывал дружеских чувств к Рейф и Кейт. Вошедший следом пожилой мужчина, исполнявший обязанности герольда на турнире, удобно устроился Hа скамье рядом с лордом Хейдон. Он отломил кусок хлеба, а затем предложил то, что осталось от него, своему наследнику, мужчине средних лет, который, как и сыновья лорда Хейдона, стоял за спиной своего отца. По тому как они оба со спокойным видом осматривали помещение, можно было предположить, что это семейство не намеревалось чинить расправу над Годсолами. Однако пока только две семьи, по- видимому, относились к ним лояльно. Последним в холл вошел отец Кейт, и вот теперь стало ясно, что численное превосходство за теми, кто осуждал Годсолов. Крупица надежды на благе но лучший исход разбирательства таяла у Кейт на глазах. Даже если ей удастся сохранить свое лицо после допроса то потеря дорогого мужа казалась неизбежной. С болью в сердце ожидая своей участи, Кет наблюдала, как ее отец прошел в холл, который уже не принадлежал ему. Его спина была такой прямой и негнущейся, словно к ней поз кольчугой привязали копье Выражение его лица было мрачным и грозным, отчего Кейт подвинулась еще дальше, скрываясь за дверным косяком. Только сейчас ей пришла в голову мысль, что отец вполне способен убить не только Рейфа, но и ее, чтобы покончить с этим браком и восстановить контроль над Глеверином. Взгляд лорда Бэгота остановился на госпоже Джоан, когда несчастная женщина наполняла чашу пожилого дворянина вином, разбавленным водой. Плащ отца резко захлопал по коленям, когда он стремительно направился к ней через холл.

— Где предавший меня твой муж, женщина? — свирепо спросил он. — Клянусь, я вырву его сердце! Мое имущество досталось Годсолам без всякою сопротивления, поскольку ни одна из стен не разрушена и не видно никаких следов сражения! Что сделал этот предатель? Открыл ворота и впустил этих негодяев?

Несчастная женщина издала жалобный вопль и упала на колени, расплескав вино из кувшина, который поставила на пол перед собой. Бледная, с руками, сложенными для мольбы, она, казалось, ждала смертельного удара в любой момент.

Сидя в кресле, епископ громко хлопнул в ладоши.

— Мы договорились о прекращении враждебных действий, Бэгот! Оставьте ее, — крикнул он грозно.

Однако Джоан уже начала говорить, и в ее голосе звучала мольба о пощаде.

— Милорд, что мы могли сделать? Мы не знали, что это Годсолы, поскольку никто из них не был одет в одежду с характерными цветами этой семьи, а лица они спрятали под капюшонами плащей. Когда Эрналф в то утро стоял на стене, он увидел лошадь, щит и шлем сэра Уэрина. Да, мой муж открыл ворота, но вашему управителю, а не Годсолам. — В комнате наступила тишина, все напряженно прислушивались к каждому слову женщины.

Лорд Бэгот в досаде всплеснул руками:

— Лошадь сэра Уэрина! Как можно быть такими доверчивыми? Вы ведь знали, что мой управитель должен был находиться в другом конце графства — на свадьбе в Хейдоне.

— Но, милорд!. — воскликнула Джоан. — Милорд, накануне мы получили послание, скрепленное вашей печатью, в котором говорилось, что нам следует ожидать прибытия сэра Уэрина в ближайшее время.

У Кейт сжалось сердце, когда она поняла, насколько глупо вела себя по отношению к Уэрину. Она думала, что ее похищение было мгновенной реакцией на то, как отец обошелся с ним. На самом же деле, как и Рейф вместе со своим братом, Уэрин давно замыслил воспользоваться ею в своих целях и хитро заманивал в ловушку. Да, он лишь изображал преданного и влюбленного в надежде на ее уступчивость Неудивительно, что он был так взбешен, когда Рейф проявил к ней интерес. Мысль о том, что Уэрин вился вокруг нее почти целый месяц, имея целью только захват Глеверина, вызвала у Кейт отвращение, дрожь гадливости пробежала по спине.

Кейт видела, как ее отец отшатнулся к стене, словно от удара, и его кольчуга громко звякнула в гробовой тишине, когда он ткнулся в стол. Там он остановился, тяжело дыша. Слышно было только потрескивание дров в очаге и хрипловатое дыхание лорда Бэгота. По искаженному лицу отца Кейт поняла, что он наконец-то понял, как Уэрин злоупотребил его доверием. Она презрительно фыркнула. Ее отец оказался еще глупее, чем она. Он настолько доверял своему управителю, что сделал его сообщником в его плане убить Рейфа, и потому оказался в зависимости от Уэрина, опасаясь шантажа.

— Нет, он не мог замышлять против меня такое, — сказал отец упавшим голосом и так тихо, что скорее говорил самому себе, чем присутствующим. — Ведь я обращался с ним почти как с сыном.

Среди знатных особ поднялся ропот. Рассказ женщины вызвал у них растерянность. Никто не хотел оказаться на месте сэра Бэгота, которого предал человек, пользующийся его безусловным доверием.

Епископ, недобро прищурившись, повернулся к Рейфу:

— Полагаю, это вы воспользовались щитом де Депайфера, чтобы обманным путем проникнуть в Глеверин?

— Да, я, — согласился Рейф. — Но, милорд, думаю, теперь, когда я женат на наследнице замка, едва ли имеет значение то, как я проник в Глеверин. — Он посмотрел на людей, окружавших его, намереваясь привлечь их внимание. — Если же лорд Бэгот не захочет считаться с волей своей дочери, я представлю на