громко чмокнула губами, что означало, что будет сейчас разговаривать с кораблем. — У тебя есть запас продовольствия для троих людей?

— На несколько лет, если они захотят питаться аварийным рационом. Могу также активизировать камбуз, и они смогут использовать замороженное продовольствие. Правда, оно очень старое.

Тереза громко поцеловала воздух.

— Так и поступай. Аварийный рацион оставим на безвыходные ситуации.

Я и сам не отказался бы присоединиться к ним, хотя и вовсе не был крестьянином по своим наклонностям. Все равно в том занятии, которое им предстояло, было нечто захватывающее. Примерно то же самое, что складывать веточки на чуть тлеющие уголья костра и осторожно дуть на них, пробуждая к жизни небольшой огонек, который вот-вот снова превратится в веселое пламя.

Но мне нужно было вести занятия и ловить рыбу. Возможно, через месяц, когда занятия закончатся, я смогу прилететь сюда и помочь в сельскохозяйственных работах.

Мэригей ущипнула меня за ягодицу.

— Даже и не думай об этом. У тебя занятия.

— Я знаю, я знаю. — Как же давно мы научились читать мысли друг друга?

Затем мы осмотрели голографическую проекцию машинного отделения, которое ни с чьей точки зрения не могло рассматриваться как помещение. Для удобства проведения технического обслуживания оно было снабжено цилиндрической стеной из тонкого алюминия. Конечно, во время работы двигателя там никто и никогда не бывал. Гамма-излучение в считанные секунды изжарило бы любого. В тех случаях, когда требовался неотложный ремонт, а двигатель нельзя было выключить, машинная команда использовала дистанционно управляемых роботов.

Там находился огромный водный резервуар, вмещавший в себя целое озеро, и намного меньший по размерам пылающий шар антивещества: идеальная сфера, образованная крошечными голубыми искрами.

Я некоторое время рассматривал эту картинку, а корабль долдонил что-то о технических спецификациях двигателя, которые я вполне мог позже прочесть сам в документации. Этот блестящий шар был нашим билетом в новую жизнь, которая внезапно начала казаться реальной. Выйти на свободу в эту маленькую тюрьму…

Мне пришло в голову, что я стремился удрать не только от мягкой тирании Человека и тельциан. Я бежал также от повседневной жизни, от сообщества и семьи, в которых сам уже становился представителем уходящего поколения. Я находился в опасной близости к превращению в старейшину племени и все же совершенно не был готов к этому, несмотря на то, что по земному возрасту являлся самым старым человеком на планете. У меня еще хватало времени и энергии для того, чтобы принять участие в лишней паре приключений. Пусть даже пассивных приключений, таких, как это.

Назовите это опасением превратиться в дедушку. Оказаться в положении наблюдателя и советчика. Я сбрил бороду много лет назад, когда в ней начали появляться белые заплаты. Я воочию представил себе, как она закрывает мне грудь, а я, откинувшись, полулежу в кресле-качалке на веранде…

Мэригей дернула меня за локоть.

— Привет! Кто-нибудь есть дома? — Она рассмеялась. — Корабль хочет, чтобы мы заглянули вниз.

Мы как червяки поползли обратно к лифту, а перед моим мысленным взором, словно наяву, представали делянки с зерном, овощами и фруктами, резервуары, полные рыбы и креветок.

Добравшись до осевого коридора, мы вышли из лифта и последовали за Человеком; она поплыла в невесомости вдоль прохода. Стенные росписи, украшавшие коридор, можно было безошибочно датировать прошлыми веками. Мы давно отвыкли от такого способа передвижения, и нам пришлось довольно долго пихаться и цепляться друг за друга, прежде чем мы смогли расположиться в более или менее прямую цепочку.

«Нижний» цилиндр был по размеру точно таким же, как и тот, который мы только что покинули, но казался больше из-за отсутствия предметов привычного человеческого масштаба. Основное место занимали пять спасательных шлюпок — истребителей, переоборудованных для приема тридцати человек. Они могли ускоряться всего лишь до одной десятой скорости света (и, конечно, замедляться), но были оснащены губернаторами — камеры для временного прекращения жизненных функций, — в которых люди могли пребывать в анабиозе, находясь в состоянии между жизнью и смертью, на протяжении нескольких столетий. Мицар и Алькор находились на расстоянии всего лишь трех световых лет, и потому, исходя из первоначального маршрута судна «туда и обратно» наибольшее время, которое пассажирам пришлось бы провести в гибернаторах, не превышало тридцати лет. А это, пожалуй, было все равно, что ничего.

Я щелкнул языком, чтобы привлечь внимание корабля.

— Что является верхним пределом для плана полета, который я представил? На каком расстоянии находится точка возврата?

— Это не поддается определению, — последовал ответ. — Каждая камера для анабиоза будет функционировать до тех пор, пока хватит ресурсов. Они основаны на эффектах сверхпроводимости и не требуют дополнительной энергии, по меньшей мере на протяжении нескольких десятков тысяч лет. Я сомневаюсь, что звездная система простирается более чем на тысячу световых лет; вероятно, расстояние измеряется несколькими сотнями лет. Для того чтобы в нашем странствии преодолеть такую дистанцию, потребуется немногим более трех лет.

Было забавно, что машина выбрала такое романтическое слово, как «странствие». Похоже, она была хорошо запрограммирована на то, чтобы общаться с кучкой престарелых беглецов.

В куполообразном торце цилиндра был аккуратный склад модулей, оставшихся с тех пор, когда корабль был военным крейсером — комплект для строительства на планете; там же располагалась спасательная шлюпка. Мы знали, что миры, подобные Земле, были широко распространены во вселенной. Если судно не смогло бы по каким-то причинам сделать коллапсарныи скачок и вернуться домой, эти модули должны были дать людям шанс выстроить себе новый дом там, где они окажутся. Правда, мы не знали, бывали ли такие случаи. По окончании войны мы недосчитались сорока трех крейсеров; некоторые из них были отправлены настолько далеко, что мы скорее всего никогда не сможем получить о них какие-нибудь известия. Мое собственное последнее назначение было в Большом Магеллановом Облаке, на расстояние 150 000 световых лет.

Большая часть остального имущества, находившегося на складе, представляла собой запасные материалы и инструменты, предназначенные для восстановления практически любого повреждения в жилом цилиндре, но там, где мы проплывали, были видны только строительные инструменты, такие, как кирки, лопаты и механические подъемники; некоторые предметы я просто не смог определить. Ну а если бы что-то случилось с двигателем или системой жизнеобеспечения, то ни для кого не осталось никакой другой работы, кроме ремонта — до тех пор, пока повреждение не будет устранено. В противном случае мы должны были или сгореть, или замерзнуть.

(Те из нас, кто имел техническую и научную подготовку, должны были пройти ускоренное обучение на КМЖС — компьютерное моделирование жизненных ситуаций. Это было, конечно, не так хорошо, как реальные предметные занятия, но позволяло быстро получить много информации. К тому же возникала успокоительная мысль о том, что если с двигателем, расходовавшим больше энергии, чем было истрачено за время всех войн, ведшихся на протяжении земной истории, случится что-нибудь нехорошее, то человек, руководящий восстановительными работами, окажется, по существу, ходячим и говорящим техническим руководством, что в голове у него будут действительно яркие воспоминания о процедурах, которые были реально исполнены каким-то актером, скончавшимся несколько столетий тому назад.)

На обратном пути Человек с удовольствием демонстрировала свое искусство передвижения в невесомости Она выписывала пируэты в воздухе, кувыркалась, кружилась, ходила колесом. Было приятно порой видеть у них людское поведение.

У нас оставалась еще пара часов до возвращения в Центрус, и мы имели возможность пошляться по кораблю и поразевать рты. Мы с Мэригей восстанавливали в памяти подробности ее жизни здесь, но это более походило на возвращение к позабытым воспоминаниям, чем на исследование заброшенного города.

Когда мы вошли в последнюю каюту, которую она занимала, ожидая меня, Мэригей сказала, что не