главное, что тебя тревожит, Джонни? У тебя есть девчонка, которая тебя ждет?

— Нет. Вернее, была, — сказал я медленно. — Но, по-моему, она решила со мной «просто дружить».

Я приврал только потому, что Эйс ожидал услышать что-то в этом роде.

Кармен не была моей девушкой, она вообще никому ничего не обещала. Но я изредка получал от нее письма, всегда начинавшиеся словами «Дорогой Джонни…».

Эйс понимающе кивнул.

— С ними всегда так. Они предпочитают штатских — наверное, тех легче пилить. Ничего, сынок. Когда уволишься, они набросятся на тебя, шагу не дадут ступить… Хотя тебе тогда уже будет не до них, ха- ха… Брак — это катастрофа для молодого и комфорт для старика.

Он посмотрел на мой стакан.

— Меня мутит, когда вижу, как ты пьешь такую дрянь.

— Мне тоже тошно, когда смотрю на твою землянику, — сказал я, Он пожал плечами:

— О вкусах не спорят. Подумай все-таки над тем, что я сказал.

— Я подумаю.

Вскоре Эйс занялся своим излюбленным спортом — сел за карточный столик. Я одолжил у него денег и пошел прогуляться. Мне действительно захотелось все обдумать.

Стать профессионалом? Дело, конечно, не в том, что нужно будет снова учиться и сдавать экзамены… Хочу ли я связать всю свою жизнь с армией? Я пошел на службу, чтобы получить гражданство, правильно? А если стану профессиональным военным, то буду снова так же далек от права голосовать и быть избранным, как и до начала службы. Потому что, пока носишь форму, у тебя нет права голосовать. Тут нечего спорить, так и должно быть. Я представил, как идиоты из Мобильной Пехоты собирают среди десантников голоса против очередной военной кампании.

Значит, я поступил на службу, чтобы потом иметь право голосовать.

Так ли это?

Действительно ли меня так волновала мысль о будущих привилегиях? Мне так хотелось принимать участие в выборах? Нет, скорее прельщал сам статус гражданина Федерации. Я бы гордился…

Я вдруг понял, что до конца жизни так и не смогу разобраться, почему я пошел на Службу.

Если задуматься, то ведь не право голоса делает из человека гражданина. Наш лейтенант был гражданином в лучшем смысле этого слова, хотя ему ни разу так и не пришлось опускать бюллетень в урну для голосования. Но он каждый раз «голосовал», идя в десант.

Но ведь то же самое можно сказать про меня. Тогда почему бы мне не пойти в профессионалы? Ну хорошо, хорошо. Но ведь опять придется проходить через комиссию, сдавать экзамены. Я вспомнил Эйса и представил себя через двадцать лет — с нашивками на груди и теплыми домашними тапочками у дивана.

Или вечером в Доме ветеранов — в компании боевых друзей, вспоминающих былые десанты.

Значит, все-таки Кадетский корпус? Теперь я услышал голос Эла Дженкинса: «Да, я рядовой! Никто не ждет от тебя ничего сногсшибательного, если ты просто рядовой! Кому охота быть офицером? Или сержантом? Они дышат тем же самым воздухом, что и мы, не так ли? Едят ту же пищу. Ходят развлекаться в те же заведения, выбрасываются в тех же капсулах. Но рядовой при этом еще и ни за что не отвечает. Никаких проблем».

По-своему Эл тоже был прав. Что с того, что у меня на рукаве шевроны?

Только лишние неприятности.

И в то же время я прекрасно понимал, что стану сержантом, если только предложат. Не смогу отказаться: среди десантников не принято отлынивать.

Тебе дают задание, ты берешься за него — вот и все. Например, сдаешь экзамены.

Неужели это осуществимо? Думал ли я, что могу стать таким же, каким был наш лейтенант Расжак? Я очнулся от своих раздумий и увидел, что нахожусь возле здания Кадетского корпуса. Странно, я ведь и не думал сюда приходить. На плацу, сержант гонял группу кадет, и я сразу вспомнил лагерь Курье. Солнце припекало, и плац казался куда как менее заманчивым, чем кают-компания на «Роджере».

И без того взмокшие ребята перешли на рысь, сержант крикнул что-то грозное отстающим. Знакомое дело. Я тряхнул головой и пошел дальше.

Теперь ноги привели меня обратно к казарме. Я постучал в дверь номера, который единолично занимал Джелли.

Он был у себя: ноги на столе, в руках иллюстрированный журнал. Этот журнал поглощал все его внимание. Я опять постучал — по раскрытой двери.

Он опустил журнал:

— Это ты?

— Серж… я хотел сказать, лейтенант…

— Ближе к делу!

— Сэр, я хочу перейти на профессиональную службу.

Он опустил ноги со стола на пол.

— Подними правую руку.

Он привел меня к присяге, залез в один из ящиков стола и достал бумаги.

Бумаги, оказывается, были давно готовы, и он только ждал, когда я приду подписать.