Дальше поднимался крутой холм, а на фоне серо-голубого неба стояли роскошные северные сосны.

Двое стариков сидели на ящиках футах в двадцати друг от друга и думали каждый о своем. Я подошел к одному из них. На нем были вельветовые штаны и то, что когда-то было шерстяной курткой в черную и красную клетку. Его фетровая шляпа крепко пропиталась потом лет за двадцать. В одной руке старик сжимал короткую черную трубку, а грязными пальцами другой неторопливо, осторожно и с огромным наслаждением выдергивал из собственного носа длинный скрученный волосок.

Я поставил ящик, сел, набил трубку, раскурил ее и пыхнул дымом. Потом показал рукой на воду и промолвил:

– И не скажешь, что она впадает где-то в Тихий океан.

Старик поднял на меня глаза.

– Мертвый уголок... – продолжал я. – Тихий, спокойный, как и сам городок.

Мне такие городишки нравятся. Старик молча смотрел на меня.

– Держу пари, – продолжал я, – тот, кто пожил в таком городе, знает в нем всех жителей. Да и во всей округе тоже.

Тогда он спросил:

– И сколько же вы ставите?

Я извлек из кармана серебряный доллар. В этих местах их до сих пор можно увидеть. Старик осмотрел монету, кивнул головой, а потом неожиданно резко выдернул из ноздри волосок и принялся разглядывать его на свет.

– Вы проиграете, – заметил он.

Я положил доллар себе на колено и спросил:

– Вы знаете кого-нибудь в этих краях, кто держит золотых рыбок?

Старик не сводил взгляда с доллара. Другой старик, сидевший невдалеке, был в комбинезоне и ботинках без шнурков. Он тоже взглянул на доллар. А потом оба одновременно сплюнули. Первый старик повернул голову и изо всей силы заорал:

– Ты знаешь, кто держит тут золотых рыбок?

Второй соскочил с ящика, схватил большой топор, поставил вертикально чурбан и рубанул, расколов пополам.

А затем победно посмотрел на первого и крикнул:

– Не такой уж я и старый!

Первый объяснил:

– Немного глуховатый.

Он медленно поднялся и направился к лачуге, построенной из старых, разной длины досок. Зайдя внутрь, стукнул дверью.

Второй старик со зла бросил топор на землю, плюнул в сторону закрытой двери и пошел прочь между штабелями дров.

Дверь лачуги приоткрылась, и из нее высунул голову старик в шерстяной куртке.

– Крабы из канализации, да и только! – выпалил он и закрыл дверь.

Я спрятал доллар в карман и снова направился на холм. Я уже сообразил, что не скоро научусь понимать их болтовню, Кепител-вей тянулся с севера на юг. Унылый зеленый трамвай двигался вдоль улицы в сторону района, который назывался Тамуотер. Вдали я видел какие-то государственные учреждения. Идя на север, я миновал два отеля и несколько магазинов. Дальше был перекресток. Правая дорога вела к Такоме и Сиэтлу. Левая шла через мост к полуострову Олимпик.

А сразу за перекрестком улица вдруг становилась старой, обшарпанной, асфальт на тротуаре весь в рытвинах, китайский ресторанчик, оклеенный афишами кинотеатр, ломбард. Вывеска, что нависла над грязным тротуаром сообщала: «Все для курящих». А ниже маленькими буами – так, словно хозяин надеялся, что их никто не заметит, – стояло: «Бильярд».

Я миновал полки с журналами в пестрых обложках, сигарный ящик, где теперь лежали одни дохлые мухи, и вошел. Слева была деревянная стойка, несколько игральных автоматов и единственный бильярдный стол. Трое подростков крутились около игральных автоматов, высокий худощавый мужчина с длинным носом и совсем 6ез подбородка играл сам с собой в бильярд; в зубах у него торчала погасшая сигарета.

Я сел на высокий табурет. Лысый мужчина с тяжелым взглядом поднялся за стойкой со своего стула, вытер руки о грубый серый фартук и сверкнул в мою сторону золотым зубом.

– Глоток виски, – сказал я. – Вы не знаете, тут держит кто-нибудь золотых рыбок?

– Ага, – отозвался мужчина. – Нет, Он повозился за стойкой и поставил передо мной толстый стакан.

– Двадцать пять центов, Я понюхал жидкость, поморщил нос и поинтересовался.

– 'Ага' – это про виски?

Лысый показал мне большую бутылку с ярлыком «Наилучшее ржаное виски „Дикси“. Гарантирована выдержка – не менее четырех месяцев».

– О'кей! – сказал я. – Вижу, это только что появилось.

Я долил в стакан воды и выпил. На вкус виски напоминало культуру холеры. Я положил на стойку четвертак. Бармен сверкнул другим золотым зубом и, вцепившись своими лапищами в стойку, подался подбородков ко мне.

– Не понял вашей шутки, – проговорил он почти кротко.

– Я здесь только что появился, – объяснил я ему. – Я ищу золотых рыбок, чтоб украсить витрину. Золотых рыбок.

– А разве я похож на того, кто знает парня, который держит золотых рыбок? – неторопливо проговорил бармен. Лицо его слегка побледнело.

Длинноносый, что играл сам с собой в бильярд, положил кий, подошел к стойке и бросил на нее пятицентовик.

– Налей мне чего-нибудь выпить, пока ты еще не обмочился от страха,сказал он бармену.

Тот через силу оторвал от стойки руки. Я наклонился посмотреть, не осталось ли от его пальцев вмятин на дереве. Лысый налил кока-колы, помешал в стакане специальной палочкой, резко поставил стакан на стойку, потом набрал полную грудь воздуха, выпустил его через нос и, что-то буркнув, отправился к двери с табличкой: «Туалет».

Длинноносый поднял стакан с кока-колой и посмотрел в замызганное зеркало за стойкой. Левая часть его рта едва заметно дернулась. Глухой голос спросил:

– Как там Шелушитель?

Я сжал большой и указательный пальцы, поднес их к носу, понюхал и печально покачал головой.

– Что, здорово?

– Ага, – сказал я. – Я не расслышал вашего имени.

– Называй меня Закат. Я всегда продвигаюсь на запад. Думаешь, он не расколется?

– Не расколется, – заверил я.

– Как тебя кличут?

– Додж Виллис из Эль Пако, – ответил я.

– Остановился где-нибудь?

– В отеле.

Он поставил пустой стакан и сказал:

– Пойдем поговорим.

Мы пришли ко мне в комнату, сели и уставились друг на друга поверх стаканов с виски и имбирным