- Пусть Лома передаст князю: как я сказал, так будет. А Дато Кавтарадзе выедет в Гонио своевременно.

Гулкий шум оборвался, когда Саакадзе вошел в помещение Совета. Мдиванбеги встали, почтительно склонив головы. Опустившись на обитый фиолетовым бархатом табурет, Саакадзе предложил продолжать разговор.

Дарчо подробно рассказал, как золоточеканные изделия, марена и многоцветная окраска шелков восхитили дамасских и трапезундских купцов, быстро раскупивших караван и охотно обменявших часть товаров на оружие, как трехбунчужный паша пригласил его, Дарчо, на беседу и пытливо расспрашивал о делах Моурав-бека, щедро одарил и просил передать Георгию Саакадзе ятаган, осыпанный бирюзой и алмазами.

Тут Дарчо развернул шелковую ткань и положил перед Саакадзе дар эрзурумского паши. Когда смолк восхищенный рокот торгового Совета, Дарчо добавил, что трехбунчужник обещал довести до Большого Сераля о дружеских начинаниях Моурав-бека из Гурджистана. Успех пробного каравана вдохновил тбилисских мдиванбегов, и они решительно настаивали на немедленном снаряжении нового каравана, в двести верблюдов, для отправки картлийских товаров в Стамбул. Но раньше всего необходимо построить на новом торговом пути удобные караван-сараи и сторожевые башни в ущелье Хеоба и в Самцхе-Саатабаго - Ахалцихском пашалыке.

Эрасти улучил минуту и, развязав платок, намеревался всучить Саакадзе кусок чурека с сыром, который в течение целого дня тщетно возил за ним. Но Эрасти постигла неудача - Саакадзе торопился к правителю, еще с утра присылавшему за ним гонцов.

На метехском дворе Моурави бросил поводья подбежавшему конюху и в сопровождении Эрасти направился было в царские покои, но на средней площадке его догнал дежурный князь Мераб Магаладзе, и Моурави свернул в боковой коридор.

Он счел нужным удивиться расстроенному виду доблестного Мухран-батони.

- Ты лучше спроси, Моурави, почему я до сих пор не кусаюсь? Сколько трудов мы с тобой положили! Сумасшедший мальчишка кричит, чтобы сняли с него кличку 'правитель'. Он трубит, что вся охота за крупными и малыми делами царства обходится без главного загонщика из рода Мухран-батони. Князья при встрече с ним отводят глаза и, вертя лисьими хвостами, льстиво занимают его внимание пустыми разговорами. Разве нельзя оружием заставить хищников уважать решение Картли?

Не прерывая возмущенного князя, Саакадзе думал: 'Хорошо, что старик не догадывается, что это он, Моурави, внушил самолюбивому Кайхосро мысль об оставлении престола'.

- Сам Кайхосро подает плохой пример, открыто показывая пренебрежение к своему сану.

- А я о чем говорю? Разве можно понять, какая бешеная собака его укусила? У нас в роду не было глупых. Не найдешь ли ты, Моурави, своевременным внушительно побеседовать с неблагодарным?

- Побеседую, Мухран-батони. Надо так сделать, чтобы народ Картли умолял правителя не покидать трон.

- Ты это сделаешь?

- Клянусь мечом - да! Ибо, свидетель бог, не только люблю Кайхосро, но и всем сердцем восхищаюсь его умом и благородством.

Сине-зеленая дымка паласом расстилалась над еще сонной долиной. Стая за стаей с севера низко тянулись лебеди. Саакадзе, придержав Джамбаза, проводил их зорким взглядом.

- Вот, Эрасти, на юг держат поздний путь. Значит, осень будет долгая и теплая.

- Не настал ли час, Моурави, скушать все же чурек с сыром? Надоело держать! - хмуро буркнул Эрасти.

- Можно подумать, что ты жареного фазана предлагаешь, а я отказываюсь.

- Что же, мне до первого снега беречь дар божий?

Саакадзе приподнялся на стременах и сорвал ветку, отягощенную желудями:

- На твое счастье, снега в эту зиму будет много. Посмотри, сколько красавцев на одной ветке.

- Этим можно радовать свиней, а я - только ишак.

- Сейчас в Носте проверим, если откажешься от тунги вина и чахохбили, тогда твоя правда. Ну, давай развеселим аппетит! - И, взяв у встрепенувшегося Эрасти чурек, разломил пополам и предложил Эрасти разделить с ним скудную трапезу.

Георгий принялся за обе щеки уписывать хрустящую горбушку, обильно посыпанную острым сыром. Они выехали на опушку и по откосу спустились в лощинку к роднику. Джамбаз радостно заржал, решительно остановился и потянулся к воде.

Всадники спешились. Саакадзе, прильнув к каменному желобку, стал глотать прозрачную воду, словно собирался осушить весь родник.

В Носте Хорешани встретила Саакадзе упреком: совсем забыл семью, а сейчас нужны его советы, - ведь предстоят две свадьбы!

- Очень хорошо, - рассмеялся Георгий, - почти все владетели из замков переехали в Тбилиси, - ждут обещанных празднеств, а обещанное надо выполнять. Вот и включим свадьбы в число празднеств.

- Кстати о свадьбах, - с напускной важностью проговорил Дато. - Ко мне уже дважды приезжал Беридзе из Лихи.

- А что ему, речному червяку, надо? Не пошлину ли решили убавить и тем мозгов прибавить? - хмурился Элизбар, вспоминая неудачный исход своей миссии.

- Про пошлину совсем не говорил, а про невесту слишком много. Дочь высокого Иванэ, Нателу, высмотрел его старший сын; оказывается, умирает от любви... умоляет помочь.

- От одной любви? А может, и от страха за участь лиховской рогатки? Полтора мешка речного песка им в рот! И еще добавь...

- Не кипи, Димитрий, - поспешно прервал Дато, - что может выйти из ничего? Каждое воскресенье приезжают лиховцы высматривать невест. Но ни атласные куладжи, ни дорогие украшения не прельщают ностевок. Самая невзрачная, Софико с Нижней улицы, не пожелала выйти замуж за водяного черта...

- А этот, собачий сын, самую красивую выбрал.

- Это, Даутбек, и я заметил.

- Еще бы Дато не заметил, - прыснул Гиви, - сам перед ней крутил усы в церкви.

- А Натела как? Не соблазнилась богатством?

- Ты угадал, Георгий, соблазнилась, только стыдится подруг, молчит. Полагаю, Иванэ тоже жаждет за самого богатого лиховца выдать дочь, но стесняется дедов, засмеют.

- Вот что, передай Беридзе, что ты меня упросил. Быть свадьбе.

- А это зачем, Георгий?

- Так, мыслю, следует. Нельзя влюбленного томить в путах Великого Моурави.

Долго потешались над лиховцами, изощряясь в 'ласковых' эпитетах и 'красочных' пожеланиях.

Шутила и Русудан, но вдруг круто изменила разговор, уверяя, что княгинь-покровительниц восхищают лишь те шаири, которые воспевают их добродетели, а сказания - исключительно восхваляющие их род. Фрески, свитки, наука о звездах на одних навевают приятный сон, а в других пробуждают желание вцепиться друг другу в горло за первенство. Она, Русудан, это предсказывала! Напрасная трата времени и денег.

Но Саакадзе оспаривал: все же мужья, под сильным давлением жен, на многое согласились, и не пришлось применять оружия. Пусть веселятся, на зависть Андукапару и Гульшари. Но женихам Хварамзе и Маро придется подождать до возвращения Папуна из Гулаби.

Все согласились с Георгием. Нельзя предаться семейной радости без дорогого друга. Только княгиня Нато недовольна: сколько времени еще девушек томить?

Почти совсем перебралась княгиня в Носте. Даже приготовленное приданое сюда перевезла. Угрюмо стало в Ананури: по-прежнему на горе Шеуповари грозно высится крепость, по-прежнему славится орлами и сапфировой Арагви, но душа замка ушла вместе с доблестным Нугзаром. Уже не поют красивые девушки под зубчатыми стенами. Нет веселых базаров. И за еду едва десять человек садятся, а при Нугзаре три скатерти растягивали - все было мало. Зураба словно змея ужалила.

Уедет на охоту - пропадает неделями. Ни с кем не дружит, нехотя к Эристави Ксанским на день заглядывает. Может, по Нестан тоскует?