Азарт и возбуждение бурлили в крови: участие в дуэли и заваруха, последовавшая за ней, оборвались слишком внезапно! Однако войти в отряд и преследовать Лыковых Кирилл не смог — он должен был заступать на очередное дежурство по охране Красносельской. Как всегда в перегоне, напряжение отпустило. К этому парадоксу юноша привык: хотя темнота таила неизвестность, иногда — смертельную, Зорин принадлежал к поколению, которое родилось и выросло в полутьме мира оборванных проводов и рельсов, убегающих за плавный изгиб поворота. Туннели он любил именно такие, округлой формы, которые словно обнимали, мягко охватывали руками тюбингов, гладили щеки чуть влажным воздухом, шорохом ветра шептали о безопасности. И наоборот, сбойки с их острыми углами давили прямизной потолка, хотя и были выше, просторнее.
В отличие от трех бойцов впереди, которых маскировка вынуждала сидеть в полнейшей темноте, вторая линия защитников станции могла позволить себе сигнальные лампочки. В их неярком свете, который не отбрасывал резких теней, шестеро дозорных удобно расположились за баррикадой из мешков с песком. Теоретически ближайшие четыре часа делать им было совершенно нечего.
— Иваныч, ну расскажи чего-нить, твоя очередь! — посмеиваясь, попросил старшина.
— Да чего уж тут рассказывать-то? Все переговорено. Да и нового пока не имеется, — с чуть заметной обидой в голосе отвечал Иваныч. — Челноки-то давно не заглядывали…
— А у тебя своих соображений, что, разве нет? Ну, давай, давай, кто эти черные? Черти, как ты утверждаешь?
— Дык, а кто же?
— А чего у них хвостов нет? Или спецом отстегивают? А где рога? Спиливают? — продолжал уже откровенно зубоскалить старшина. — А копыта прячут, или как?
— Видать, по нонешним временам прислужникам диавола это необязательно, а может, и обгорели, — привычно отбивался Иваныч.
Его предположение встретил дружный хохот.
— Вы лучше службу несите, хохотуны, — насупился Иваныч, и, словно в подтверждение его слов, из туннеля, ведущего с Красносельской, донесся явственный шум.
— Оружие к бою! — скомандовал старшина. — Врубай прожектор.
Яркий свет залил пространство в десяти метрах перед пикетом, погрузившимся в ожидание. Скоро на границе освещенного участка показалась группа людей, сопровождающих груженую платформу. Идущий впереди мигнул фонарем: длинный-короткий-короткий-длинный (световой пароль был подан правильно) и замахал рукой:
— Эй, на посту! Свои. Давайте-ка, песочек отгребите, нам поскорее надо.
— Вы куда, где пропуск? — старшина напустил серьезность, в то время как бойцы убирали с рельсов два увесистых мешка, освобождая проезд.
— Да вот, на перехват идем. Попытаемся у Комсомольской убегших поймать. Хотя вряд ли получится, эти Лыковы по прямой не попрут. Уж больно складно подготовились.
— Так их не смогли остановить? — спросил Кирилл, влезая в разговор старших по званию.
— Нет. Пробились наверх. А мы только дочуру ихнюю заполучили. В тюрьме теперь посидит, папку с братом подождет.
— Как в тюрьме? Ирина? А она-то тут при чем? — задохнулся Кирилл.
— Ты ведь Зорин? — ответил боец, узнав Кирилла. — Так у своего отца и спроси. Он ее арестовывал.
До конца дежурства время тянулось улиткой, оставляя в душе юноши такой же скользкий холодный след.
Отца в палатке не было, и ждать его можно было очень, очень долго. Прослонявшись с полчаса из угла в угол, не находя себе места, Кирилл налил холодного чаю, оставшегося с утра, даже отпил несколько глотков, но поперхнулся и долго кашлял. Подошел к полке, провел пальцем по корешкам книг и папок, опять сделал несколько кругов по палатке. Потом, чтобы хоть как-то скоротать время, присел к столу и начал разбирать автомат. Это занятие требовало сосредоточенности и незаметно успокоило.
— Вот ведь, пес шелудивый! Сбежал! — Иван Зорин зашел в палатку, держа в руках чайник с кипятком, поставил его на край стола и плюхнулся на свободный стул.
Кирилл посмотрел на отца: не очень высокий, кряжистый, тот словно бы весь состоял из прямых линий и угловатых геометрических фигур. Подстриженная «под горшок» прямая челка почти не закрывала квадратный лоб, испещренный прямыми морщинами, как и квадратное же лицо. Плотная фигура с широкими, прямыми плечами, будто созданными для погон со звездами.
С угловато-непритязательным внешним видом диссонировали глаза Зорина-старшего. Подвижные, любознательные, умные. Иван отнюдь не был узколобым, уткнувшимся в труды Ленина фанатиком- коммунистом, как их любили изображать ганзейцы. Убежденный партиец, он самозабвенно посвящал все свободное время воспитанию сыновей. Бескомпромиссный, жесткий борец за идеалы большевиков, с единомышленниками, соратниками и подчиненными он проявлял себя гибко и по возможности мягко.
— Что, так и не догнали? — Юноша поднес тряпку к масленке, смочил ее и продолжил чистить ствол.
Он сдерживался изо всех сил, довольно успешно изображая спокойную рассудительность. Учитывая характер Зорина-старшего, Кирилл отлично понимал, что если не будет проявлять излишней заинтересованности, то быстрее выведает подробности.
— А-а-а, и не спрашивай! — Иван только махнул рукой. — Убег, как последний трус… Улизнул… — Пальцы мужчины сложились, будто он пытался взять зернышко. — Из-под самого нашего носа…
— Как же это: раненый, и ушел? — Кирилл с любопытством посмотрел на отца.
Тот выглядел очень уставшим. Частое и шумное дыхание, лицо, которое блестело от пота, тускло отражая свет, вздутые на висках вены, набухшие веки, — все говорило о тяжело прожитых годах.
— Сам не знаю, как это произошло, — протянул Зорин, доставая из тумбочки два стакана. — Нам еще поучиться у старого черта. Ты только посмотри, как все спланировал… Одна ловушка за другой! Пока занимали подходы к Сталинской, мы почти настигли эту контру. Еще бы чуток, и точно бы поймали… Самого Анатолия вообще чуть не подстрелили… Случай спас…
— Но… — юноша не успел договорить.
— «Буханка» их ждала возле выхода… Во дворике, рядом со станцией… Почти новая… Наверное, с родного мукомольного завода умыкнули. После Удара ведь много чего осталось, знай лишь, где искать…
