был последний день их пребывания в этой крысиной норе.

Они прибыли на «ночной двор» Эллора почти две луны назад. Сначала их всех собрали в Одиннадцатом форте, о котором уже давно ходили всякие странные слухи. Кто говорил, что в нем хранится золото Корпуса и поэтому внутри этого форта устроен специальный лабиринт с жуткими тварями, которых приручил сам Грон, когда ходил внутрь Проклятого острова. Другие рассказывали, что его строители были умерщвлены сразу после завершения работ по страшному степному обряду безногим рабом, бывшим тасожским колдуном из рода Черной змеи, а их изуродованные останки замуровали в стены. Но сам Кремень больше склонялся к версии, что этот форт облюбовали «ночные кошки». Отсюда и вся эта чертовщина с пугающими нечеловеческими воплями и воем, ночными шабашами и иной необъяснимой дребеденью, что регулярно творилась рядом с Одиннадцатым фортом. За время службы он три раза ходил в конвое, сопровождавшем обозы, которые следовали в Одиннадцатый форт. И все три раза конвой доводил обоз до широкой поляны, где повозки с таинственным грузом, плотно укрытые грубым некрашеным полотном, окружали молчаливые фигуры, затянутые в черные и синие комбинезоны «ночных кошек», и на этом работа конвоя считалась законченной. Так что дорога до форта была ему знакома. И когда повозка, которой управлял весело балагурящий и горланящий песни Булыжник, свернула с Восточной рокады на узкую, неприметную дорогу, которая, несмотря на свою крайне скромную ширину, была идеально отсыпана щебнем и лёссо-земляной подушкой, поверх каковой была высеяна тщательно отсортированная травяная смесь, Кремень сразу понял, куда они едут.

В форт прибыли перед самым закатом. Когда повозка со слегка поутихшим Булыжником на облучке миновала знакомую поляну, Кремень влез на козлы и уселся рядом с возницей. Джуг, дремавший в соломе, вскинул морду, но, увидев, что хозяин просто переменил дислокацию, вновь опустил морду на лапы и смежил веки. Такая мелочь, как птичий гомон, боевого пса совершенно не интересовала. Булыжник бросил на присоединившегося к нему Кремня понимающе-насмешливый взгляд:

– Интересуешься? Кремень молча кивнул.

– Командоровых тварей опасаешься?

Кремень скорчил рожу, по которой сразу можно было установить направление, в котором он видал этих тварей, и еще пуще завертел головой, с любопытством оглядываясь. Вокруг все казалось совершенно мирным. То есть окружающий лес спокойным назвать было нельзя. По обеим сторонам дороги вовсю трещала, верещала и заливалась разнообразная пернатая сволочь, в глубине сумрачных лесных прогалин то и дело мелькали рыжие беличьи тела, а где-то впереди с громким треском продирался через бурелом кабан. Внезапно до Кремня дошло, что живности вокруг как-то многовато. Уж какой глухой ни выглядела эта дорога, все же не так далеко, в паре лиг впереди стоял гарнизон числом не менее нескольких сот рыл. И можно было дать голову на отсечение, что эти рыла активно шляются по этому лесу. А значит, все это лесное зверье и пернатые суматошники, по идее, давно должны были выбрать себе для проживания местечко поспокойнее, а их тут было едва ли не больше, чем в самой глухой чащобе. Он озадаченно нахмурился, пытаясь понять, в чем тут секрет. Булыжник некоторое время с усмешкой наблюдал за его потугами, потом спросил:

– Удивляешься, откуда здесь столько птиц?

Кремень неопределенно пожал плечами. Булыжник натянул вожжи, остановил повозку и, соскочив на землю, подошел к ближайшему дереву.

– Вот, смотри. – Он откинул большую ветку и, поманив к себе Кремня, указал куда-то наверх.

Кремень задрал голову и удивленно присвистнул. Вверху, на высоте трех или четырех человеческих ростов, к стволу была примотана конструкция, в которой он с некоторым трудом опознал обыкновенную птичью кормушку.

– И зачем это? Летом в лесу птицам и так еды от пуза.

– Эта кормушка не столько для кормежки, сколько для того, чтобы привязать птиц к нужному месту. Птицы – отличные сторожа и достаточно сообразительны, чтобы отличать тех, кто насыпает им корм, от всех остальных. Как ты наглядно убедился на нашем примере, секреты охранения могут не только услышать, что по дороге или, скажем, через лес следуют какие-то чужаки, но и, используя птичий гомон, издали отслеживать скорость и направление перемещения.

Кремень усмехнулся:

– Хитро придумали. Да тут часовому можно спать в секрете. Такой шум мертвого подымет.

Булыжник усмехнулся в ответ:

– Все не так просто, старина. В линиях птичьей охраны есть довольно большие промежутки. Иногда ведь надо кое-кого, наоборот, провести в форт так, чтобы ни одна живая душа не Догадалась, что кто-то прошел. Так что большинство секретов перекрывает именно те тропы, а охрана вдоль дороги выставляется в основном в случае резкого осложнения обстановки. Кремень кивнул, пару минут подумал и осторожно спросил:

– А почему ты все это мне рассказываешь? Булыжник беззаботно пожал плечами:

– А что?

– Мне казалось, что все это тайны Корпуса. Булыжник усмехнулся:

– Да, ты прав, вот только это те тайны Корпуса, которые отныне придется беречь и тебе тоже. И это еще не самые большие из тайн, которые тебе предстоит беречь.

Об этом Кремень уже и сам догадался. Поэтому он с непроницаемым лицом перебрался обратно на повозку и, завалившись на спину, уставился в темнеющее небо, спрашивая себя: а стоило ли ему вляпываться во все это дерьмо? Впрочем, сейчас вопрос был уже чисто риторическим. Кремень был уверен, что если бы даже он сейчас соскочил с повозки и попытался дернуть в лес, то не успел бы сделать и десятка шагов, как у него между лопаток выросло бы новое украшение в виде черенка арбалетного болта. Джуг повернул морду, лизнул хозяина в ухо и снова отвернулся. В этот момент дорога сделала поворот, и повозка выкатилась из леса на вырубку, в дальнем конце которой возвышалась укрытая вытянувшимися предзакатными тенями мрачная громада Одиннадцатого форта.

В форте они провели почти три луны. Кремень всегда считал себя неплохим бойцом. Даже до того, как вступил в Корпус. Для того чтобы держать в руках буйную вольницу «лихих», нужно постоянно подтверждать, что ты самый сильный и злой пес во всей своре. И сам Корпус тоже немало добавил к его воинскому умению. Именно тогда он понял, что позволяет сотне «длинных пик» практически без потерь порвать на холодец впятеро и более многочисленного противника. Превосходство в вооружении и тактике, всесторонняя индивидуальная подготовка и железная дисциплина – вот что. Однако именно здесь, в Одиннадцатом форте, он понял, почему на бойцов специальных подразделений не распространяется ограничение одного пятилетнего контракта. ТАКИХ бойцов нельзя было выпускать в Оокону без жесткой и короткой узды Корпуса. Ибо все его воинское искусство по сравнению с тем, что умели «ночные кошки», теперь казалось ему детской игрой. И он был полностью согласен с теми, кто считал, что Одиннадцатый форт населен жуткими тварями. Вот только эти твари имели по две руки и ходили на двух ногах.

Впрочем, Булыжник был настроен более скептически: – Да, все эти штуки, конечно, впечатляют, но арбалетному болту по большому счету глубоко плевать, умеешь ты карабкаться по абсолютно гладкой стене или бегать бегом по натянутой веревке. А что касается всех этих метательных колец, чакр и сюрикенов… то хотел бы я посмотреть, как эти ребятки подберутся на расстояние броска к парню из «мокрой команды» со старым добрым «пружинником» в руке.

Но занимался он охотно. И дела у него шли гораздо веселее, чем у Кремня.

Однажды вечером, когда уже подходила к концу третья луна их пребывания в Одиннадцатом форте, ворота распахнулись и внутрь въехала кавалькада из пары дюжин всадников. Они с Булыжником как раз успели набить брюхо вечерней пайкой, которая была не в пример обильнее и разнообразнее обычного довольствия, каковое Кремень и так при всем желании не рискнул бы назвать скудным. Впрочем, при таких нагрузках они все равно перед каждым приемом пищи испытывали легкое чувство голода. Когда ворота форта распахнулись и первый из всадников показался в проеме ворот, Булыжник, пялившийся из-под ладони на ворота, внезапно тихо присвистнул. Кремень повернул голову.

– Что?

За последнее время они уже привыкли переговариваться друг с другом односложными словами, условными знаками или сигналами. Булыжник цыкнул, продолжая напряженно вглядываться в гостей. Когда за последним из прибывших закрылись тяжелые ворота, он отнял руку ото лба и, повернувшись к Кремню,