Скорее всего, это так и есть. Но люди, которые сумели мобилизовать ТАКОЕ количество убийц, вполне могут выделить пару-тройку десятков и для удара по вам. И… за вас я боюсь гораздо больше, чем за Грона. Тем более что сейчас, как мне кажется, среди этих толп дебилов и придурков вполне могут затеряться и один- два более умелых.

Толла кивнула и, обхватив плечи руками, зябко вздрогнула.

– Что ж, спасибо, Слуй. Я учту твое предупреждение. К тому же теперь, как мне сказал Грон, он все время будет рядом с нами. Так что, – она вымученно улыбнулась, – у нас теперь будет еще один рубеж обороны. Который, по твоим словам, намного более опасен для нападающих, чем остальные. Не так ли?

Слуй вздохнул:

– Это… в общем, не совсем так. Понимаешь, по большому счету Грон перестал быть Командором Корпуса только номинально. Если завтра он решит, что, скажем, будет полезно перерезать глотку Ставру, а булаву Командора передать Гагригду, то все это будет выполнено в течение суток. А то и быстрее. Так что хотя теперь он и не будет уезжать от тебя на всю зиму, но… это не значит, что он вообще никуда не будет от тебя уезжать.

Толла молча прикрыла глаза и откинула назад голову, прижавшись затылком к мрамору колонны. Слуй несколько секунд смотрел на скорбную складку на ее великолепном лбу, лучше любых слов говорившую ему о ее состоянии, и тихо произнес:

– Прости, но это судьба всех… настоящих мужчин. Жить так, как велит долг и честь. И ты вряд ли полюбила бы Грона, если бы он был другим, не так ли?

Толла открыла глаза и мотнула головой, стряхивая бриллиантовые бусинки слез, которые, несмотря на все ее усилия, все-таки скопились в уголках глаз.

– О боги, эти две луны я позволила себе поддаться иллюзии и поверить, что смогу забрать его только себе… Знаешь, когда мы, девчонки, созреваем настолько, что начинаем задумываться о мужчинах, нам всем кажется, что уж мы-то обязательно встретим кого-то совершенно особенного. Это будет красавец, богач, но, самое главное, все его время будет занято только мной одной. Он будет носить меня на руках, покупать мне дорогие и красивые подарки и жестоко наказывать тех, кто посмеет допустить по отношению ко мне хотя бы тень неуважения, а также мыть посуду, выбивать перины и чистить мои сандалии. А все вокруг будут восхищаться им и завидовать мне. Но так не бывает. Красавцы и богачи, как правило, сильно избалованы женским вниманием, и ты для них всего лишь одна из… Те, что победнее, покривее и действительно питают серьезные намерения, видят в тебе прежде всего кухарку, уборщицу и мать своего будущего наследника. И если ты выйдешь за него, то тебе придется согласиться на его условия, которые в общем-то не так уж и плохи, какими кажутся молодым и глупеньким. А если тебе все-таки удается женить на себе красавца и богача, то он, как потом выясняется, либо мот и кобель, либо безвольный тип, тряпка, о которую не очень- то приятно даже вытирать ноги. Но когда нам встречается тот, который ДЕЙСТВИТЕЛЬНО способен носить тебя на руках и встретить грудью и мечом любые обрушившиеся на тебя беды, вскоре выясняется, что ты должна делить его со всем остальным миром. Потому что мир, оказывается, тоже не может без него обойтись. Но, знаешь, в глубине души мы по-прежнему продолжаем верить, что произойдет чудо и когда- нибудь он будет принадлежать только тебе одной, правда, не надейся, что он займется мытьем посуды и чисткой сандалий… – Толла мгновение помедлила, печально глядя на Слуя, и почти шепотом проговорила: – Ты просто напомнил мне, что все, о чем я мечтала и на что надеялась, это всего лишь иллюзия молоденькой и глупой девчонки. Так что спасибо тебе за это и… будь ты проклят за это же!

Слуй молча поклонился и вышел из покоя. Толла еще некоторое время постояла, помассировала виски и двинулась к трону. Усевшись на привычное место, она протянула руку и дернула за шнур, отчего в зале утренних приемов звякнул колокольчик. Спустя мгновение в проеме дверей возник распорядитель. Толла царственно вскинула голову и произнесла совершенно спокойным голосом:

– Я начинаю прием. Можете запускать просителей. Начинался еще один обычный день.

Эсмерея подошла к высоким двустворчатым дверям чертога Великого Ока точно в назначенное время. В тот самый момент, когда она остановилась напротив двух массивных литых ручек, выполненных в виде причудливо изогнувшихся кломов, уродливой помеси ящерицы и мурены, служка отработанным движением перевернул песочные часы и качнул подвешенное на бронзовых цепях серебряное било. Меньший, правый колокол, боем которого в Скале отмечали половину каждого часа, отозвался гулким, звенящим звуком, который по специальным звуковым каналам разнесся по всем закоулкам города. Эсмерея повернула голову влево, бросила взгляд на огромную, в два человеческих роста, серебряную пластину- зеркало, тронула рукой высокую прическу и, чуть раздвинув губы, блеснула зубами в сторону замершего у дверей могучего стража. В принципе никакого особого смысла так раздаривать улыбки не было. Все стражи Скалы поголовно были евнухами. Но Эсмерея никогда не упускала случая лишний раз попробовать свои чары. Вот и сейчас, несмотря на искусственную бесполость, это подобие мужчины не смогло не отреагировать на ее чувственный посыл. Эсмерея заметила, как у стража дрогнули губы и шевельнулось левое колено. Но продолжить соблазнение несоблазняемого ей не удалось, потому что массивные двери дрогнули и их створки медленно поползли в стороны, причем никаких людей, тянущих эти створки, рядом с дверями видно не было. Одно время Эсмерею сильно занимало, каким образом распахиваются эти створки, но потом она заарканила одного раба из «нижних галерей». Причем, хотя считалось, что никто не может проникнуть в «нижние галереи», эту святая святых Скалы, ей это не составило никакого труда. Несколько взглядов, язычок, вовремя увлажнивший ее полные чувственные губы, соблазнительный изгиб спинки, явственно обрисовавшаяся крепкая, изящная грудь под мокрой рубашкой, и раб сам нашел время и место для их встречи наедине. А во время этой встречи выболтал много интересного о том, что происходит в загадочном мире, который носил незатейливое название «нижние галереи». Среди прочего Эсмерея узнала, что двери чертога Ока растворяют шестеро рабов, укрытых в двух узких клетушках, вырубленных в толстенных стенах чертога. Нет, не зря высшие Посвященные добровольно лишают себя мужественности. Самцами так легко управлять. Порой кажется, что большая часть мозгов болтается у них между ног. Так что Эсмерея не испытывала ни малейшего сожаления, когда после бурно проведенной ночи поутру заявилась к Хранителю Ока и рассказала ему все, что ей стало известно. Тот молча выслушал ее, едва заметно улыбнулся, покачал головой и спросил:

– И откуда же ты все это узнала? Эсмерея шаловливо высунула язычок:

– У-у-у, вы были правы, Учитель, когда рассказывали мне о павлинах. В ЭТОТ момент все самцы стараются изо всех сил распушить перья и показаться в глазах самок как можно более значительными. – Она усмехнулась. – Моего последнего самца зовут Труян, он раб из «нижних галерей».

Улыбка Хранителя стала шире.

– Вот уж не думал, что ты так скоро дозреешь до соитий с рабами.

Эсмерея презрительно фыркнула:

– ВСЕ самцы – рабы, и есть у них на шее ошейник или нет – ничего не меняет. Так что главное – результат. И если проще всего достигнуть его, подчинив себе раба, то зачем придумывать что-то еще?

Хранитель удовлетворенно кивнул:

– Ты далеко пойдешь, моя девочка. И у меня появилась надежда, что довольно скоро я начну гордиться тобой.

На следующий день раб «нижних галерей» по имени Труян был колесован в чертоге Боли, и Эсмерея с удовольствием наблюдала эту увлекательную процедуру вместе с Учителем. А почему бы и нет, в конце концов, людям часто доставляет удовольствие наблюдать за работой искусного повара, занятого приготовлением шашлыка из живого барашка или ухи из не менее живой рыбы, а палачи в Скале были настоящими мастерами своего дела…

Дверные створки отошли на установленный угол, ограниченный, как она знала, длиной приводного рычага, и замерли. Эсмерея коротко выдохнула и шагнула вперед. Ей никогда не нравился этот момент первого шага. Она знала, что массивная плита размером три на три человеческих роста, которая начиналась сразу за порогом чертога, на самом деле была отнюдь не такой массивной, какой казалось на первый взгляд. Внутри нее был скрыт поворотный механизм, который Хранитель Ока мог привести в действие, если тот, кто в этот момент ступал на плиту, заслуживал примерного наказания. То есть его наказание должно