перли напролом. И это давало Кариму прекрасный шанс вновь за столько лет показать свое недюжинное стрелковое искусство. Хотя в конечном счете он все равно был обречен. Парализационный разряд шокера был рассчитан таким образом, чтобы обездвижить человека минут на десять, но эти твари явно были намного крепче людей. Во всяком случае, первый из повалившихся уже подергивал руками, показывая, что он вот-вот уже будет в состоянии подняться. А игл в картридже шокера оставалось все меньше и меньше.

Карим на мгновение прервал стрельбу и бросил взгляд через плечо. Христианина уже не было видно. Путь до ограждения посадочного поля он преодолел раза в четыре быстрее, чем полчаса назад. Карим осклабился и вновь нажал на спуск. Что ж, пусть эта его пальба никак не отвратит неизбежного конца, но все-таки старик проведет на свободе лишние полчаса. На столько-то у него игл хватит. А может, Аллах пошлет христианину весьма предпочтительную для него в этой ситуации смерть… Уж на это-то покровитель правоверных вполне мог для христианина расщедриться.

В этот момент что-то мелькнуло, и на бывшего чахванжи рухнули два массивных тела. Оказывается, эти твари были не такими уж и тупыми. Пока большая часть имитировала лобовую атаку, двое обошли его сверху, по кромке монорельса. Карим дернулся, попытавшись достать нападающего рукоятью шокера, но его руку перехватила мощная лапа с уже знакомыми крупными ногтями, сильно напоминающими когти, и в следующее мгновение на духанщика обрушилась тьма.

Их посадили на отшибе посадочного поля. На самом краю действующего пула разгрузочных карт. В общем-то, диспетчер поступил абсолютно правильно. Раз они сообщили с орбиты, что не собираются ни разгружаться, ни загружать трюмы, то и нечего занимать наиболее близкие к транспортерам карты. Вот только выделенная карта располагалась слишком далеко от Центрального терминала, в здании которого находился и таможенный пост, и администрация порта, и охраняемый пропускной пост. А им, как представлялось брату Томилу, следовало как можно быстрее покинуть охраняемый периметр посадочного поля и добраться до того района, где, по информации агентов принца, видели других представителей этой странной ящероподобной расы.

Откуда они только взялись? Брат Томил всю дорогу ломал голову и мучил компьютер, пытаясь найти хоть что-либо похожее в официальных коммюнике или секретных аналитических справках. Но так и не смог отыскать никакой информации ни на задворках своего мозга, ни в анналах всемирной Сети, ни в архивах Канцелярии Священной конгрегации. Ну не встречалось людям до сих пор никого, хотя бы отдаленно напоминающего подобных тварей. Даже следов подобных контактов не удалось отыскать. И это при том, что, судя по имеющейся информации, сами ящероголовые чувствовали себя в мирах людей вполне уверенно. Чего уж там говорить, если одна из групп даже проникла в строго охраняемый дом наследника правящей династии. Причем до самого момента нападения никто и не подумал, что танцующие перед гостями чаровницы не только не являются подданными султана Кухрума, но и вообще не люди.

Брат Томил едва успел снять мягкие туфли, которые он обычно носил во время перелетов, и надеть более подходящие, как по коридору загрохотали стоптанные каблуки дюжего духовника аббата. Это означало, что и сам аббат где-то поблизости. Брат Томил схватил визитку с документами и, после мгновенной заминки пришпилив на левое плечо стандартный полицейский фиксатор, вылетел в коридор.

Вся компания уже нетерпеливо приплясывала у внутренних дверей центрального шлюза. Аббат, его духовник и Зобейда, как обычно спрятавшая свое лицо за чадрой. Сказать по правде, когда монах замечал в корабельных коридорах ее фигурку, его охватывало двойственное чувство. Несмотря на целибат, он все- таки не был евнухом, и грациозная походка заставляла его поднимать тут же очи к потолку и бормотать про себя какую-нибудь пришедшую в голову молитву. Однако лицо, укутанное чадрой, служило прямым напоминанием того, что произошло в доме принца. И он невольно напрягался, как будто ожидал, что это изящное существо внезапно покажет свои скрытые клыки.

Им еще не разрешили выходить из корабля. Как иностранцы, они сначала должны были получить визу таможенной службы. Но, похоже, аббат решил наплевать на подобные формальности, полагая, что тамга принца имеет гораздо больший вес, чем смазанный штамп, поставленный «срочной» краской на лицевой стороне идентификатора (таможенная служба султаната все еще пребывала в каменном веке, предпочитая использовать краску с ограниченным сроком закрепления вместо электронного кода). Створки дверей с легким шипением втянулись в стены, и (поскольку корабль находился в режиме «посадка в порту», внешняя аппарель шлюза уже была откинута) они двинулись вперед.

Когда они спустились вниз, аббат на мгновение затормозил и окинул своих спутников изучающим взглядом. Брату Томилу показалось, что взгляд аббата задержался на его скромной персоне несколько дольше, чем на остальных, но аббат быстро отвел глаза и, махнув рукой какому-то члену экипажа, появившемуся у верхней кромки аппарели, коротко бросил:

— Пошли.

Местная таможня явно не торопилась. Они успели дойти до Центрального терминала, так и не встретив по пути никакого кара с таможенниками, спешащего к приземлившемуся кораблю, дабы выполнить свои священные обязанности. Впрочем, это было вполне объяснимо. Наверняка капитан зарегистрировал цель прибытия как «частное посещение», а это означало, что никакой мзды, традиционно составляющей существенную часть дохода таможенников султаната, в данном случае не предвиделось и торопиться им не было никакого резона.

Зал транзитных пассажиров, перегороженный в конце рядом кабин таможенного досмотра, был пуст. Этого следовало ожидать. Порт Эль-Хадра был крупной перевалочной базой регионального уровня, но он никогда не числился среди особо популярных центров развлечений. Даже район развлечений, непременная принадлежность любого мало-мальски серьезного порта, здесь был скорее ориентирован на грубоватые предпочтения членов команд, чем на изысканные вкусы транзитных пассажиров. Так что ожидать большого наплыва транзитных пассажиров в Эль-Хадре не приходилось. Впрочем, как брат Томил успел разузнать во время полета, пару раз в неделю здесь делали остановку и довольно фешенебельные туристические лайнеры. Иначе не было бы никакой необходимости оборудовать здесь столь обширный зал.

Их маленькая группка, теряющаяся в огромном помещении, быстро пересекла зал по диагонали и, вслед за стремительно двигавшимся впереди аббатом, повернула к крайней левой кабинке, единственной, за толстым стеклом которой вальяжно развалился довольно солидный тип, облаченный в слегка засаленную форму таможенника. Большая часть липучек, которые, скорее, должны были придавать этой форме строго бравый вид, чем выполнять какую-нибудь практическую функцию, была расстегнута. И таможенник свободно являл миру свое весьма достойное уважения брюхо и три подбородка, нависающие один над другим. Из динамиков служебного камкодера неслись горячие восточные мотивы, а над его индикатором зажигательно двигала бедрами голограмма яр — кой восточной красотки. Сей представитель власти был так увлечен созерцанием прелестей голографической танцовщицы, что не замечал их приближения. Наконец высокая фигура аббата нарисовалась прямо в прорези, образованной огромными ступнями, вопреки всем наставлениям по ношению формы одежды, облаченными в бархатные туфли с загнутыми носами. Эти тапки, вместе с безобразно толстыми ногами, взгроможденные прямо на стойку, сильно осложняли обзор. И поэтому внезапное появление так близко от стойки неожиданных посетителей слегка озадачило толстяка.

Таможенник нервно дернулся, но, разглядев, что это всего лишь несколько человек, явно не напоминающих ни высокопоставленных гостей, ни проверяющих, снова с облегчением откинулся на спинку кресла, взгромоздив ноги на прежнее место. Левая нога тут же стала подергивать тапком в такт зажигательной мелодии. Ему было хорошо, и он совершенно не собирался прерывать столь приятное времяпрепровождение из-за каких-то бродяг, неизвестно откуда возникших у его стойки. Брат Томил покачал головой. Он уже привык к тому, что аббат умеет просто виртуозно использовать оказавшиеся в его руках возможности. Он не сомневался, что, кроме великолепного опыта, получит еще и эстетическое наслаждение.