по прямой. Впрочем, большее от него требовалось не слишком часто. Несмотря на полный каперский патент, Требуха обычно промышлял тем, что наведывался на приграничные планеты, набирал беженцев, согласных неплохо заплатить, и переправлял их на планеты, отдаленные от линии фронта, а если таковых не оказывалось, потихоньку мародерствовал, надеясь, что скорая атака Врага скроет все следы. Стоило ли тогда платить за патент? Впрочем, среди команды ходили слухи, что патент Требуха не покупал, а раздобыл там же, на Новом Магдебурге. В последние дни перед атакой там можно было найти и не такое. Если, к примеру, не растеряться и, заманив охваченного паникой пассажира обещанием места на корабле, приставить ему к горлу вибронож. Говорят, один капер заполучил таким образом шестьдесят тонн мерного золота из планетарной казны. Вправду такое было или нет, но для Требухи эта история оставалась незаживающей сердечной раной.
Большая часть команды была под стать капитану. Заросшие салом дебилы с квадратными подбородками, единственным «достоинством» которых было полное атрофирование таких абсолютно ненужных, по мнению капитана, качеств, как честность и совестливость, не говоря уж об элементарной чистоплотности. Остальные были по большей части спившимися бродягами с остатками флотских специальностей – эти воспринимали корабль скорее – как очередную ночлежку. Но среди всего этого сброда выделялись несколько человек, негласным лидером которых был боцман Ахмолла Эррой. Бывший эйбей Зовросского флота, уже больше десяти лет скитавшийся с одного корабля на другой, храня в своем сердце скорбь о семье, ненависть к Врагу и неистребимый фатализм мусульманина. Если бы не он, корабль давно превратился бы в большую зловонную свалку. Требуха предпочитал не перетруждать команду «излишней», по его словам, работой, да и вообще старался как можно реже покидать рубку. Возможно, потому что всякий раз наталкивался на выражение полупрезрительного неодобрения, появлявшееся на лице боцмана при виде капитана. Впрочем, Ахмолла Эррой прошел хорошую выучку на Зовросском флоте, где по старинке палками вбивали в молодых матросов уважение к старшим. И неодобрительная гримаса была скорее инстинктивной реакцией старого служаки на то, что творилось на корабле, чем сознательной демонстрацией.
Ива Ахмолла Эррой выделил сразу. Когда боцман в конце его первой вахты спустился на шлюпочную палубу и окинул взглядом отсек, впервые за много лет приведенный в относительную чистоту, поблескивающие свежей силиконовой, «пустотной», смазкой замки креплений двух стареньких ботов, аккуратно застропленные баллоны с азотом в углу, то хмыкнул в усы и, повернувшись к спокойно стоящему в углу у аварийной консоли Иву, добродушно пророкотал:
– Зайди-ка, матрос.
Войдя в свою каморку, он показал на откидное сиденье и, когда Ив кое-как устроился на этом узеньком насесте, дружелюбно обратился к нему:
– Ты, парень, я вижу, из настоящих… – Боцман замолчал, ожидая реакции Ива, но тот молча ждал продолжения. Боцман встопорщил усы и сменил тему: – Как ты очутился на Варанге?
Ив ответил не сразу:
– Случайно…
Боцман понимающе кивнул:
– Держись меня. Тут есть несколько… Если что – зови Трулли Беспалого из двигательного или Худого Богомаза из абордажной. – Он снова помолчал, не спуская с Ива цепкого взгляда, удовлетворенно кивнул и добавил: – Я им скажу… присмотрят… пока… – После чего отвернулся и открыл дверцу боцманского сейфа, встроенного в боковую переборку.
Ив понял, что аудиенция окончена, и, коротко кивнув, вышел из кубрика. За эти несколько минут они рассказали друг другу о себе намного больше, чем было произнесено вслух. И похоже, оба друг другу понравились.
Следующие две недели прошли довольно нудно. Ив пару раз поцапался с дебилами из команды. Но оба раза стычки были быстро погашены, из чего можно было заключить, что притащивший его на корабль Толстый Сми считался в команде крутым парнем. Весь юмор был в том, что Ив так и не вспомнил, где и каким образом он попал ему в руки. К тому же через некоторое время после разговора с боцманом к нему заглянули Трулли Беспалый и Худой Богомаз, которые, судя по тому, как мгновенно замолкал при их появлении сброд в его кубрике, тоже считались на корабле не последними людьми. Так что Ива старались не задевать. А на исходе третьей недели они добрались до конечной точки маршрута.
В отличие от любого другого корабля, на котором ему приходилось летать прежде, посадка началась абсолютно неожиданно. В самый разгар сна его койку внезапно тряхнуло. Да так, что он ткнулся лбом в плафон местного освещения. Затем по системе громкой связи разнесся громовой мат Требухи, во всеуслышание сообщавшего, что он сделает со стармехом по приземлении. Пока Ив ошалело пытался понять, что происходит, отсеки огласились не менее изощренной отповедью стармеха, помянувшего все семь библейских поколений капитана, выглядевшие в интерпретации корабельного «деда» совсем уж непрезентабельно. Корабль тряхнуло еще раз, и переборка отсека, примыкавшая к борту, загудела знакомым «атмосферным» гулом. Тут только до Ива наконец дошло, что они садятся. Он кубарем слетел с койки и метнулся к стойке со спасскафандром. Посадку на ЭТОМ корабле лучше пережить во всеоружии.
Сразу после посадки капитан развил бурную деятельность. Тут же были выгружены оба бота, а большая часть команды, разбившись на несколько поисковых групп, принялась рыскать по окрестностям в поисках чего-нибудь мало-мальски ценного. Но Ива эта суета никак не затронула. Ни один из ближних прихлебал капитана, которых он ставил во главе поисковых отрядов, так и не удостоил его своим вниманием. Впрочем, как он заметил, подобная же судьба постигла и боцмана, и Трулли Беспалого, да и Худого Богомаза, которому, казалось, уж сам бог велел войти в состав какого-нибудь отряда. Кому еще этим заниматься, как не абордажникам? Но Ива это положение дел вполне устраивало. Он собирался покончить со своей службой на корабле в первом же приличном порту. А до того момента совершенно не собирался претендовать ни на что большее, чем узкая койка в матросском кубрике и порция скверного варева из корабельного камбуза.
Настроение капитана портилось с каждым днем. По-видимому, добыча оказалась не столь внушительной, как он рассчитывал. Впрочем, зная аппетиты Требухи, можно было заранее предсказать, что ему любая добыча покажется недостаточной. Даже пресловутые шестьдесят тонн мерного золота, которые он поминал при каждом удобном случае. Но на этот раз, похоже, дела шли совсем плохо. И чтобы разрядиться, капитан изливал свою досаду на родную команду. Причем делал это день ото дня все чаще и шумнее. И от этого матросы совсем осатанели. Поисковые отряды, раньше занимавшиеся по большей части мародерством, забирая из брошенных домов все вещи, представлявшие хоть какую-либо ценность, перешли теперь к открытому грабежу. А однажды вечером Ив стал свидетелем того, как один из ботов вернулся откуда-то с исковерканным бортом, с натугой завывая единственной работающей турбиной. Через несколько минут второй бот спешно загрузился двумя десятками абордажников в полном вооружении и отбыл в направлении, откуда появился первый. Похоже было на то, что местное население начало давать отпор. Худой Богомаз, с которым Ив сидел у небольшого костерка, разложенного у кормовой посадочной опоры, поднялся во весь рост, поймал взгляд капитана и демонстративно громко и смачно плюнул на опору. Требуха скривился, побагровел, но ничего не сказал и отвернулся. Наутро он приказал готовиться к отлету.
В день отлета последний исправный бот вернулся еще до обеда. Ив как раз вышел погреться на солнышке перед началом своей вахты. Бот заложил широкий вираж и сел не как всегда, у самого трапа, а чуть поодаль. Это было несколько необычно. Поэтому члены команды, еще на рассвете поднятые по приказу капитана и лениво копавшиеся в кучах всякой рухляди, наваленной вокруг корабля, – результаты деятельности поисковых групп – в поисках чего-нибудь мало-мальски ценного и к полудню успевшие изрядно осатанеть от результатов хандры, то и дело выплескиваемых на них капитаном, бросили работу и с любопытством уставились на бот. В последний рейд капитан отправил своего любимчика, типа по кличке Сиамский Кот. Он был единственный из капитановой кодлы, который всегда был одет подчеркнуто аккуратно и даже с претензией на элегантность. Иву пока не приходилось с ним сталкиваться, но из того, что он успел о нем узнать, было ясно – это такая же грязная скотина, как и остальные. Единственным его отличием была склонность к дешевым эффектам.
Несколько мгновений бот стоял неподвижно. Но вот крышка переднего люка с легким чмоканьем ушла внутрь, и по рядам замершей в ожидании команды прокатился тихий вздох. На пороге люка возникла молодая женщина. Она замерла, испуганно глядя на сборище небритых, дикого вида мужчин, похотливо
