Август в этом году выдался душным. И в Сибири, и на Дальнем Востоке, и в Центральных областях столбик термометра упорно не желал опускаться ниже отметки тридцать градусов, а частенько заползал и за сорок. По всей Сибири бушевали страшные лесные пожары. Вокруг Москвы горели торфяники, отчего над столицей висела горькая дымная пелена, порождая в душах людей тревогу и страх. Поэтому пышные празднования шестидесятилетнего юбилея президента Российской Федерации вызвали у большинства только очередной приступ горького недоумения. В общем-то, почти все уже поняли, как они сглупили во время последних выборов и кого привели к власти в своей стране. Но у некоторых бабушек и дедушек бравый бывший генерал, показываемый в телерепортажах по большей части с некоторого расстояния и поэтому не несущий в объектив свою обычную ахинею (речь президента, как правило, доводилась до зрителей и слушателей в изрядно облагороженной и более или менее удобоваримой форме корреспондентских комментариев типа: «Президент сделал заявление…»), все еще вызывал позывы к энтузиазму. Но и они, сначала с удовольствием глядевшие на экраны телевизоров, к концу трехдневного праздничного марафона уже слегка подустали и в перерывах между концертами, насмотревшись по новостям сообщений о пожарах, взрывах и задохнувшихся в дыму людях, начали потихоньку роптать, что, мол, их родному президенту в такое время, пожалуй, и не стоило бы устраивать таких пышных торжеств. Прямой и открытой критики по адресу Паши пока не было (Лубынин изо всех сил натягивал поводки своих «прикормышей», давил на все кнопки, устраняя беспрерывно множившиеся ляпы своего начальника и подопечного), но глухой ропот слышался уже во всех слоях общества. Правда, пока что в основном внутри страны.

В Восточной Европе Пашу, после того как он снял все возражения по поводу их вступления в НАТО, активно любили. А на Западе генерала-президента вообще было можно сравнивать с Де Голлем. Ну еще бы, ведь кроме согласия с расширением НАТО Паша практически безоговорочно следовал всем рекомендациям международных гуманитарных организаций, в первую очередь в отношении Чечни, а также по некоторым другим вопросам. А западным лидерам, по уши увязшим в непрекращающихся конфликтах на Балканах, позарез нужны были хотя бы относительные успехи на миротворческом фронте хоть где-нибудь. На фоне столь убедительного послушания Паше (а вернее Лубынину) простили даже резкое усиление бюрократического контроля над бизнесом (Лубынин в двенадцать раз увеличил число видов деятельности, требующих наличия лицензии) и прямой подкуп парламента (Лубынин в рекордные сроки построил для депутатов элитный дом на Садовом кольце с подземной парковкой и оснастил КАЖДОГО депутата персональной «вольво» с водителем, осторожно проинформировав «слуг народа» о том, что по окончании срока каждый сможет выкупить квартиру и персональную машину по остаточной стоимости). Кроме того, все западные политики и большинство журналистов сделали вид, будто не заметили, как в демократической России вновь появилась каста «неприкасаемых», преданная новому президенту (а вернее, Лубынину) не менее, чем опричники царю Ивану Грозному, будучи стопроцентно его порождением.

Когда Лубынин, заняв свой кремлевский кабинет, принялся довольно жестко и цинично устанавливать свои порядки (а вернее, возвращать старые, времен перелома), он довольно быстро столкнулся с резким противодействием со стороны «старых» крупных бизнесменов, уже привыкших к жизни при относительной независимости бизнеса от государства. Как оказалось, среди «старых» практически не оказалось тех, кто готов был вновь вернуться к временам подковерной борьбы, липовых аукционов и многомиллионных откатов «нужным» людям. Это слишком плохо влияло на их репутацию в глазах иностранных партнеров по бизнесу, да и сильно роняло в их собственных глазах. Они уже успели осознать: для того чтобы другие относились к тебе с уважением, быть богатым или даже очень богатым еще недостаточно, нужно еще и самому себя уважать. Так что лубынинская модель политики лизоблюдства перед чиновником им претила.

Поэтому, столкнувшись со скрытым, но жестким противодействием, Лубынин пошел по пути создания нового слоя нуворишей, отбирая из молодой поросли самых жестких и беспринципных, ставя во главу угла абсолютную личную преданность. Это было не так уж сложно. В руках государства еще оставались крупные пакеты акций многих благополучных предприятий, так что сделать миллионера из мелкого лоточника или торговца картошкой и грибами можно было относительно быстро. Просто передав ему в управление эти пакеты. Конечно, чтобы провернуть эти дела, нужно было сначала расставить на ключевых постах (в Генеральной прокуратуре, МВД, Верховном, Высшем арбитражном, Конституционном судах) своих людей, но эта задача была уже из области аппаратных игр, в которых он всегда считался (и был) одним из признанных асов.

Правые либералы и правозащитники попытались было поднять шум и апеллировать к мировому сообществу, но к тому моменту Паша уже продемонстрировал завидное послушание в связи с Чечней, убрал из истекающей кровью Югославии последних русских миротворцев, никак не отреагировал на ввод в Абхазию международных миротворческих сил (на девяносто процентов состоящих из американцев, а международность этому контингенту придавали несколько десятков пакистанцев, нигерийцев и гватемальцев) и сделал несколько реверансов в сторону японцев по поводу северных территорий. И тут выяснилось, что ни один демократический журналист отчего-то не желает замечать никаких проблем в другой стране, ЕСЛИ это выгодно его собственной. Конечно, время от времени в некоторых иностранных газетах появлялись статьи «независимых» журналистов или русских правозащитников по поводу творящегося в России, но их было ничуть не больше, чем в прошлые годы, и к тому же весь сопутствующий