Они с Дедом проговорили почти до рассвета. А во вторник Виктор улетел в Якутию…
До Оймякона он добрался на попутном вертолете. Здесь, в Якутии, это было таким же обычным делом, как, скажем, «мотор» в Москве. С единственной разницей, что на вертолете иногда могли подбросить и бесплатно. Просто по пути.
Дед не ошибся. Практически уже умершее село Оймякон сегодня не просто переживало невероятный подъем, оно просто встало на дыбы. Посадочная площадка, представлявшая собой всего лишь большую поляну, для которой еще год назад самым важным событием были совершавшиеся время от времени скорее по привычке, чем по необходимости, рейсы латаного-перелатаного «Ан-2», сейчас напоминала огромный разворошенный муравейник. Вернее сказать, поляна исчезла. Тайга теперь начиналась едва ли не за километр от околицы. А на освободившемся от лесных исполинов пространстве раскинулась гигантская стройка. Одна взлетно-посадочная полоса, длиной три с половиной тысячи метров, была уже готова, под вторую готовили основание. Причем, судя по толщине бетонной подушки, предполагалось, что полоса будет способна принимать даже стратегические бомбардировщики и супертяжеловесы типа «Руслан» или «Мрия». Полосы тянулись под прямым углом одна к другой, а в стыке строился огромный терминал, способный обеспечить одновременную заправку и обслуживание пяти самолетов. Чуть подальше виднелась блестевшая новенькими стеклами диспетчерская башня, окруженная сверкавшими свежей краской антеннами посадочного привода. Судя по характерной форме зеркала радаров, это была чехословацкая «Тесла» довольно почтенного возраста, но для этой глуши она вполне годилась. На горизонте, у самого леса, высились правильные кубы разгрузочного терминала, от которых двумя узкими змейками ныряли в тайгу насыпь узкоколейки и проложенная рядом с ней полоса улучшенной грунтовки. Судя по всему, надо было идти именно в ту сторону. Само село на фоне это огромной стройки казалось сплошным покосившимся недоразумением. Виктор повесил на плечо рюкзак, поправил кепку и двинулся мимо посадочной полосы к суетившимся у разинутых ворот пакгаузов машинам.
Однако добраться до пакгаузов ему не дали. Когда до ближайшего оставалось чуть больше двух десятков метров, откуда-то сбоку внезапно выплыл дюжий мужик в совершенно нелепой в этой таежной глуши форме аэродромного охранника. Все чин по чину – старательно отутюженные брюки с узкими зелеными лампасами, форменная куртка, рубашка с галстуком, фуражка, ремень с радиостанцией и резиновой палкой в кольце, вот только обувка выбивалась из общего ряда. На охраннике были добротные желтые японские резиновые сапоги с отвернутыми голенищами.
– Эй, родимый, туда нельзя.
Виктор остановился, взглянул на охранника, причем от его наметанного глаза не ускользнула ни одна деталь, и широко улыбнулся:
– Да я просто хотел попросить, может, подбросят.
Охранник смотрел на Виктора настороженно, но тот улыбался так простодушно и открыто, что мужчина смягчился:
– На работу, что ль, устраиваться приехал? А чего один поперся? Через неделю из Якутска очередная партия придет. Тогда бы со всеми и добрался.
Виктор на мгновение задумался. По пути сюда он рассматривал вариант устроиться на стройку по оргнабору (вербовщики искали рабочих для гигантской стройки, а после увиденного он уже не сомневался, что стройка затевается совершенно грандиозная, по всему Уралу и Западной Сибири), но затем решил, что не стоит. Скорее всего рабочие прибывали на объект организованно, партиями, а поскольку считалось, что он действует как бы по собственной инициативе, находясь в отпуске, то время у Постышева было очень ограничено. А потому он остановился на двух вариантах: первый – турист-одиночка, решивший приобщить к своей коллекции покоренных глухих уголков планеты еще и полюс холода (хотя и летом), второй был опаснее, но, при удаче, сулил большую свободу действий. Виктор решил, если позволит обстановка, представиться этаким самопровозглашенным контролером-экологом, каковых, с легкой руки «Гринписа», развелось на просторах родной страны видимо-невидимо. Но сейчас надо было импровизировать. Постышев изобразил смущение:
– Так то через неделю, а я совсем на мели.
– Так тебе что, подъемных не дали?..
Опа! А вот этого он не предусмотрел.
– Эх, браток, – Виктор пригорюнился, – дать-то дали, но, чтобы заткнуть все мои дыры, этого маловато будет.
Охранник усмехнулся:
– Да-а-а, браток, видать наделал ты долгов.
Постышев потерянно развел руками. Охранник вздохнул:
– Ну ладно, что с тобой делать. Только к пакгаузам не ходи. Вон, на выезде видишь будку нормировщика? Да вон, у поворота. Там и жди.
Виктор растянул губы в самой благодарной из возможных улыбок:
– Спасибо, командир! За мной не заржавеет.
Охранник добродушно махнул рукой:
– Иди уж.
Но когда спина незнакомца скрылась за углом склада, добродушная улыбка тут же покинула лицо охранника. Он быстрым движением достал из кожаного чехла, притороченного к поясному ремню, портативную радиостанцию и отрывисто произнес:
– Мужчина, лет тридцати, одет в красную куртку с желтыми вставками, черные брюки и юфтевые сапоги. На левом плече рюкзак. Проследить.
Этот новоявленный работяга сразу вызвал у него подозрение. Уж больно жесткие у него глаза. К тому же докладывать обо всем входило в его обязанности.
А если служба безопасности по его наводке узнает про этого парня что-нибудь интересное, то ему светит неплохая премия.
– Ну что ж, Даша, конечно, жалко расставаться, но…
Обычно всегда выдержанная и спокойная Тучина выглядела немного расстроенной. Впрочем, Дашуне и самой хотелось расплакаться. О том, что ей рано или поздно придется распрощаться со Службой эскорта Его Высочества, Дашуня прекрасно знала еще с момента прохождения отбора. А то, что ей осталось всего несколько месяцев, Тучина сообщила еще полгода назад. Тогда она тоже выглядела невеселой. Возможно, это было не совсем так, и для Тучиной расставание с сотрудниками было таким же легким делом, как для других стрижка ногтей (Дашуня за время работы в Службе успела не только насмотреться на виртуозное умение людей изображать даже очень яркие и искренние эмоции, но и сама обучилась этому сложному искусству, без которого немыслимо эффективное управление людьми), но уже одно то, что Ирина Великая потрудилась ПРОДЕМОНСТРИРОВАТЬ, что она огорчена неизбежным расставанием, стоило многого.
– Знаешь, я вообще человек привязчивый, и расставание с любой из девчонок для меня довольно тяжкое испытание, но ты…
Тучина тяжело вздохнула и, как-то совсем по-бабьи махнув рукой, вдруг взяла Дашуню за голову и поцеловала в лоб. Это было уже слишком! За все время ее работы в Службе Дашуня только раз видела в глазах Тучиной настоящие эмоции. Конечно, в глазах-окружающих Тучина была женщиной исключительно искренней, благожелательной и временами даже излишне эмоциональной. Но в Службе учили многому. Так что после трех лет работы Дашуня умела различать, когда человек действительно переживает, а когда он целенаправленно ИГРАЕТ. Так вот сейчас все видимые признаки, которые она научилась различать, говорили за то, что Тучина действительно искренне расстроена. Между тем Ирина Великая отпустила ее и, шагнув назад, окинула материнским взглядом:
– Знаешь, а ведь по-настоящему ты из Службы и не уходишь.
Дашуня удивленно распахнула глаза:
– То есть… как?
Тучина ободряюще улыбнулась:
– Так уж получилось… Твоя работа в Службе была такой безупречной, что привлекла к себе внимание Его Высочества. – Тучина подождала, пока Дашуня перестанет восторженно ахать и охать, и с легкой улыбкой продолжала: – Его Высочество собирается сделать тебе одно предложение. А какое – ты узнаешь от него сама. – С этими словами Ирина Великая протянула Дашуне конверт из толстой желтой бумаги. Той,
