Застыв подобно каменному изваянию, некромант внимательно следил за тем, как его единственный друг отважно берет своими ничем не защищенными руками эту смертоносную вещь, уничтожившую стольких людей. Кто знает, сколько душ на ее совести?

– Ну? – хриплым от напряжения голосом нарушил тишину Рихтер.

– Не знаю. Ничего не происходит. – Гном медленным сосредоточенным движением погладил обложку.

– Может быть, ты чувствуешь тепло, спокойствие. Радость от обретенного счастья? Ты хочешь открыть ее.

Гном недоуменно взглянул на Рихтера. Его глаза были полны искреннего непонимания.

– Нет, ничего подобного. Все нормально. Я чувствую себя как обычно. Как будто бы это простая книга.

Маг недоверчиво покачал головой.

– Правда, Рихтер: Все в полном порядке, и я полностью контролирую ситуацию. Смотри! – И Дарий с легкостью положил книгу на стол.

– Значит, чудеса все-таки бывают…

– Я открою ее.

– Нет! Сначала я должен кое-что проверить.

– Уж не собираешься ли ты сам…

– Именно. Если что не так, то ты знаешь, что делать. Может быть, эта книга немного… неисправна? Да, я знаю, что говорю глупости и это, конечно же, невозможно. Ну а вдруг…

Нет, с проклятой книгой все оказалось в полном порядке. Только увесистая затрещина, щедро отпущенная Дарием, помешала Рихтеру открыть ее. Гном с усилием вырвал злополучный фолиант из рук некроманта. Как вцепился! И не оторвешь!

Рихтер устало опустился в кресло. В голове у него гудело и звенело одновременно.

– Она в отличном состоянии, – подвел он итог. – Что-то не так именно с тобой, Дарий. Только мне неизвестно, что конкретно не так.

– Не волнуйся, вот как раз это мы сейчас и узнаем. Ты готов?

Некромант только тяжело вздохнул и согласно кивнул. Чтобы быть к гному поближе, он встал с кресла.

Бывают такие моменты в жизни, когда ты можешь поступить только так и не можешь по-иному – просто не остается альтернативы, и ты делаешь то, что должен. Ты хорошо знаешь, что выбора нет, ведь выбор – это всегда иллюзия. Иногда плохая, иногда хорошая, но только иллюзия, и ничего больше. Утренняя дымка самообмана, исчезающая в предрассветных лучах реальности. И хорошо, что эти столь важные моменты бывают совсем нечасто, ведь из них берут начало новые линии судьбы, новые жизни.

У Дария наступил как раз такой момент.

Гном открыл проклятую книгу и не торопясь, принялся листать ее пустые страницы. На его лице была написана глубокая задумчивость.

– Ничего не понимаю, – едва слышно сказал он.

– Пламени нет, а оно должно быть в любом случае. Выходит, что я тоже ничего не понимаю. – Рихтер чуть расслабился, но, несмотря на это, он был готов в любой момент отобрать у друга книгу, если тот вдруг начнет вести себя странно.

– Если Главный Хранитель библиотеки не в состоянии решить эту задачу, тогда ее не решить никому. Главный Хранитель с помощником, разумеется, – добавил гном, продолжая листать страницу за страницей.

Рихтеру показалось, что шуршат они очень зловеще, но он убедил себя в том, что это лишь игра его воображения.

– Почему она не хочет сожрать мою душу? Хотя на твою книга реагирует однозначно – твоя душа ее весьма интересует. А моя, значит, невкусная… Чепуха какая-то!

– Может, у тебя ее нет?

– Что?! Рихтер, да ты в своем уме?! По-твоему, я похож на умертвие? Вот уж никак не ожидал услышать такое от некроманта!

– Прости, я сказал не подумав. Это, несомненно, была глупость.

– Я – обыкновенный гном, с которым никогда не случалось ничего необычного. Таких, как я, тысячи. У меня нет магических способностей.

– Не в них дело… – Рихтер потер подбородок. – Ты же знаешь, что души волшебников это демоническое творение кушает так же охотно, как и всех остальных. Дарий, прошу тебя, опиши как можно точнее, что ты сейчас чувствуешь.

– Пока я не касался книги, я знал, что она – зло. Был в этом точно уверен. Это срабатывало чутье Хранителя. Но как только я коснулся ее, то перестал что-либо чувствовать. – Дарий положил книгу на стол. – Ну вот опять. Словно выходишь из пустоты.

– Вроде перехода из темноты к свету?

– Не совсем… Это больше похоже на выход из маленькой замкнутой комнаты под открытое небо. Такой вот разительный контраст. Словно все мои чувства остались снаружи, а сам я оказался заключенным в книгу.