начинались где-нибудь в непролазном лесу или у края болота, тянулись по прямой какая на одну версту, какая на десять или даже на сто, – и всё затем, чтобы столь же внезапно исчезнуть посреди чистого поля. Они не упирались в городские ворота и редко совпадали с теперешними торговыми большаками, и о том, кто их выстроил, скорее всего следовало расспрашивать погребённых под Огненными увалами.
Море успело остаться далеко за спиной и напоминало о себе в основном вереницами туч, плывшими через небеса с запада на восток. И уже чувствовалось, что походники приближались к обиталищу совсем иной, но столь же могучей и беспощадной стихии. Зря ли рослые деревья, особенно на высоких местах, всё чаще простирали свои ветви в одну сторону, как флаги?
Коренге, привыкшему ждать от зелёной родни водительства и совета, временами казалось, будто вытянутые руки ветвей указывали ему верный путь прочь от гор, предостерегая: «Не ходил бы ты туда, маленький Кокорин отросток, ох не ходил бы…»
Наверное, с высоты облаков его тележка, продолжавшая катиться в сторону гор, выглядела упрямой букашкой. И лес, бессильный остановить её продвижение, понемногу редел, расступаясь всё более обширными пустошами.
Одна такая пустошь и вывела исходников, как и было обещано картой, к безымянной чёрточке на лике Нарлака. К старой дороге.
Земля здесь была ровная, как лавка в избе, ни тебе взгорков или оврагов. Она просто поднималась вверх вся целиком, давая малозаметный для глаза, но вполне ощутимый и утомительный уклон. Там и сям из неё торчали отдельные скалы, крупные и помельче, и в их тени, словно прячась от взгляда гор, полосами разрастались кусты. Коренга подъехал поближе к одному такому камню, чтобы подробнее его рассмотреть. То, что он увидел, ему весьма не понравилось. Скала, изрядно побитая временем и дождями, тем не менее выглядела так, будто камень некогда кипел, словно забытый на печи творог, а потом застыл так быстро, что каменная пена даже не успела опасть. И ещё. Внешняя форма скал некоторым образом заставила Коренгу подумать о грязевом оползне, по которому он спускался в Змееву котловину. Он слишком хорошо запомнил те плотные, тяжёлые слои, что наползали один на другой, медлительно стекая по склону холма.
Так вот, было очень похоже, как если бы некий великан подхватывал большим черпаком кипящее, вспененное каменное тесто и не глядя расшвыривал по сторонам, и раскалённые брызги шлёпались наземь, сплющиваясь, оплывая, постепенно темнея…
Он с усилием протолкал тележку сквозь кусты – и колёса вдруг дробно зарокотали по вымощенной камнем дороге.
Коренга поспешно остановил тележку и сказал:
– Странно…
– Вот она, эта дорога. – Эория подошла к нему, держа в руках карту. – Если мы пойдём по ней во-он туда, то окажемся почти в Ирезее.
Её запылённые сапоги и колёса тележки попирали дорогу, которой, по совести говоря, любой путник должен был бы наперво поклониться самое меньшее в пояс, а потом уже, сняв шапку, вступать на неё. Племя Коренги рубило камень, когда надо было делать новые жернова или пряслени для веретён, ну там ещё ровнять гранитные валуны, чтобы крепче ложились углы новой избы.
Но гладко обтёсывать тысячи тысяч камней, а потом плотно – тонкого ножичка не просунешь – подгонять их друг к дружке, так, что не смела пронёсшаяся Погибель, не истоптала тяжкая поступь веков?..
На подобный труд венны не только никогда не замахивались – у них самой мысли не возникало о том, что это может быть кому-нибудь нужно…
Так легко и быстро, как по этой дороге, тележка Коренги не катилась ещё ни по одному большаку. И это даже при том, что один край дороги был заметно выше другого. Торон, освобождённый от поводка, то пропадал в кустах, то вновь появлялся. Огромный зверь носился туда-сюда, как резвый щенок. Даже подскакивал к хозяйской тележке и, притворно рыча, в последний момент шарахался в сторону. Коренга смотрел на его стремительные прыжки, на то, как ловко при этом работали крылья, и сердце болезненно выстукивало в груди: «А каким ты мог стать, если бы тебе чуть-чуть повезло…»
– Почему ты сказал «странно», венн? – спросила Эория, когда они уже отмахали несколько вёрст.
– Потому, что земля если где и кипела, то на востоке, в горах, – сказал Коренга. – А брызги как будто прилетели с юга… Не понимаю…
Вечером, устраивая ночлег, они с Эорией всё-таки отошли в сторону от дороги на добрых две сотни шагов. Было не холодно, Коренга расстелил полсть и прижался к мохнатому боку Торона.
Всю ночь до утра ему снился тележный скрип, ржание упряжных лошадей и голоса поезжан, направлявшихся в Фойрег.
Старая дорога несла их на себе ещё один день почти до самого вечера. А потом кончилась, как отрезанная ножом. Плотно пригнанные тёмно-серые камни, выложенные пересекавшимися дугами, не ушли под землю, не спрятались под нанесёнными слоями песка. Они просто прекратились, и всё. Пока Коренга, умирая от любопытства, тыкал в землю палкой, пытаясь всё-таки отыскать спрятанное продолжение тракта, Торон отбежал на десяток саженей в сторону и начал там рыться. Мощные когтистые лапы далеко выбрасывали комья земли вместе с нежной молодой травкой. Потом Торон поднял перемазанную морду и гавкнул. Он что-то нашёл.
Коренга подъехал к нему. Пёс отряхивался от песка, стоя над свежей ямой глубиной в добрых полтора локтя. Коренга заглянул вниз и увидел на дне угол знакомой каменной вымостки. Судя по узору, это был кусок той же дороги, непонятно как и какой силой сдвинутый в сторону. Коренга про себя сопоставил увиденное с каменными брызгами, необъяснимо прилетевшими с юга, и понял, что перед ним был другой край той же тайны.
«Вот о чём расспросить бы царя древних андархов… – подосадовал молодой венн. – Или мудреца какого из тех, что служили ему… раз уж они по ночам являться горазды… – И решил: – Нет, дойди дело до наград, как сулился царевич, я точно бы мимо книг не прошёл…»
Тут он вспомнил, что мудрецы Фойрега всяко жили прежде, чем грянувшая Погибель так странно изломала дороги, и почувствовал, что вовсе запутался.
«Зелхата спрошу, когда опять увижу его…» – подумал он, силясь обрести хоть что-нибудь, что светило бы ему издалека и манило вперёд, давая смысл раскачиванию тугих рычагов.
Эория, всё это время напряжённо смотревшая вперёд, на близкие уже отроги, вдруг сказала ему:
– Кажется, мы пришли, венн.
Коренга вскинул глаза. Вытянутая рука Эории указывала на залитую ярким предвечерним солнцем гряду.
Над изломанными вершинами невесомо парила в воздухе яркая точка… Издали она казалась летящей в поднебесье частицей огня, того самого, которому поклонялись нарлаки. Коренга и тот некоторое время мог только ошеломленно смотреть, хотя он-то хорошо знал, что это было такое.
Один из летучих коробов Ирезея, поднятый в вышину не иначе как для вечерней молитвы… Коренга смотрел и смотрел, ощущая безумную зависть к счастливцу, который сидел сейчас там, вознесённый над землёй рукотворными угловатыми крыльями… смотрел с высоты на пустошь и дальний лес, на тёмную нитку старой дороги… на него, Коренгу… Дышал воздухом орлиной высоты, и тот воздух определённо был не таким, как внизу, – прозрачным, чистым и сладким…
– Проснись, венн, – сказала Эория. – Они вряд ли дают чужакам подниматься на своих молитвенных коробах, так что лучше и не мечтай.
Коренга почувствовал, что краснеет.
