Море действительно возвращалось. Оно надвигалось бескрайним чёрным разливом, лишь там и сям вспыхивали серебром белые гребешки. Как ни напуган был Коренга, он сразу сообразил, что это происходило не обычное наводнение. Море не накатывалось на сушу – оно как бы замещало её, вступая в свои прежние владения по праву, вручённому ему чудесной луной.

Вот серебряные звёзды заплясали на волнах там, откуда совсем недавно увёл их Торон…

Эория толкнула Коренгу в бок локтем:

– Смотри!..

Он со всей доступной ему быстротой крутанулся в тележке и поспел как раз вовремя, чтобы увидеть, как совмещаются, наезжая одно на другое, настоящее и минувшее. Андарх оказался прав: мгновения, отмеченные мученичеством многих сот жизней, остаются узлами в ткани былого, продолжая взывать к отнятому у них будущему. Очертания ельника на холме постепенно бледнел и, истаивали, растворялись в ночи. На их месте всё отчётливее проявлялись, выступали из небытия крепкие каменные башни древнего Фойрега.

Коренге было с чем сравнивать столицу первых насельников Аррантиады. Он как-никак бывал в Галираде, считавшемся далеко не последним среди городов этого мира. Фойрег казался ещё больше, он выглядел настоящей твердыней, но твердыней живой, обитаемой и очень уютной. На границе реальностей даже ветер не знал, в какую сторону ему дуть, с берега или на берег. Слуха Коренги коснулся обрывок песни, девичьего смеха, звона струн, потом наплыл запах пекущегося хлеба…

В этот миг, будь только возможно, Коренга не колеблясь положил бы свою жизнь за то, чтобы вернуть в дневной мир всех этих сметённых огненной бурей людей. Людей, которые писали книги, молились Богам, зачинали детей, пьянствовали и срезали чьи-то кошельки в городе у моря, тогда ещё не засыпанного чёрным песком…

Тем не менее, когда городские ворота начали раскрываться и между ними наметилось движение словно бы небольшой толпы, Коренга и Эория, одинаково ахнув, прижались друг к дружке, как дети, боящиеся темноты.

Андарх же, наоборот, смело пошёл навстречу процессии, нараспев выкрикивая какие-то слова на языке, непонятном не только Коренге, но даже Эории. Это определённо не был аррантский язык, хотя некоторые слова казались молодому венну наполовину похожими. Неужели народ тайного царевича сохранил в неизменности древнюю молвь, звучавшую здесь ещё до сошествия Тьмы?.. А почему бы и нет?..

Всадники, выехавшие из города, быстро одолели полверсты по берегу моря. Лунный свет позволял рассмотреть каждый узор на одежде, каждое украшение на уздечках коней. Наряды же обитателей Фойрега были до некоторой степени подобны тем, что предпочитали нынешние арранты. Во всяком случае, эти люди тоже не носили штанов и оплетали голые икры ремешками сандалий. Быть может, солнце в те времена жарче согревало Нарлак и они прекрасно обходились без тёплых одежд?..

Тот из всадников, что скакал впереди, выделялся белой меховой безрукавкой из цельной шкурки овцы. Коренгу поразила спокойная царственность осанки этого человека, и только потом он заметил тонкий золотой обруч у него на голове. Из-под обруча падала роскошная грива седых волнистых волос, а посередине лба вспыхивали драгоценным огнём шесть прозрачных камней, искусно собранных в звезду.

Конники выглядели настолько вещественными, что Коренга невольно задался праздным вопросом: если подобное происходило каждую Голубую Луну, почему о явлениях древнего Фойрега ещё не прослышал весь остальной мир? И не объявил их чудом, на которое следует посмотреть?

«Или Андарх по обыкновению рассказал нам не всё? Может, город выплывает из бездны времён, только когда перед его воротами стоит кровный царевич?..»

Ответа не было. Зато Коренга поймал устремлённый на него взгляд седовласого, и в этом взгляде не было надменности, лишь доброжелательное любопытство. Молодой венн поклонился, сидя в тележке, и Эория последовала его примеру. Кивнув им, далёкий предтеча аррантских Царей-Солнце по-молодому легко спрыгнул с седла, шагнул навстречу Андарху и крепко обнял его.

– Здравствуй, сын моих сыновей. Как же долго мы тебя ждали!

Коренга внутренне съёжился, ожидая, чтобы руки правителя Фойрега прошли сквозь тело Андарха… или он сквозь них, ибо разобрать, кто был реален, а кто – не вполне, под Голубой Луной было решительно невозможно… Но нет! Объятие получилось самое настоящее, крепкое и взаимное. В эту ночь мёртвые и живые могли не только видеть друг друга. Им было дано ещё и осязать.

Он даже не сразу обратил внимание, что Голубая Луна совершила ещё одно волшебство, наделив его способностью понимать каждое слово, произносимое на берегу.

– Правду ли глаголят пророчества, – услышал он голос Андарха, – что, вызвав вас ныне из небытия, я надену Справедливый Венец и мощь Фойрега пойдёт за мной, куда я прикажу?

Правитель отступил на шаг прочь и склонил перед ним голову. Каменная звезда полыхнула яркими, острыми искрами.

– Да, – сказал царь. – Это воистину так.

Коренга увидел, как он поднял руки и без колебаний снял обруч. Поцеловал камни и протянул венец Андарху.

– Прими, сын моих сыновей, сей знак власти, ибо он давно уже тяготит моё чело и клонит меня к земле.

Андарх не стал дожидаться, пока к ним подойдёт уже спешившийся старец с внешностью и повадками жреца. Тайный царевич жадно схватил протянутый венец и надел его себе на голову, и тот сел как влитой. То ли наследники древней державы необыкновенно стойко передавали породу, то ли обруч имел свойство приходиться впору любому законному властелину?..

Коренге бросилось в глаза, как сразу словно бы вырос и переменил осанку Андарх. У края возвращённого моря стоял молодой вождь, наделённый правом приказывать. Вот тебе и нищий побирушка, «живое узорочье» для показа на торгу, забитый галирадский крадун!.. Царя можно втоптать в грязь, но царского достоинства у него никто отнять не в силах, теперь Коренга вполне в этом убедился.

– Слушай же меня, мой народ!.. – разнёсся и долетел до стен города голос Андарха, ставший неожиданно зычным. От каждого произносимого слова так и веяло неистовым напором и силой. – Андархи, я поведу вас через море! Рабы, безо всякого права завладевшие Островом наших отцов, будут брошены обратно в оковы, мы же вернёмся в чертоги власти, и это станет только началом! Все племена, трепеща, склонятся к стопам тех, кого вынуждали вести в собственном доме сокрытую и безвестную жизнь!

«Вот это да…» – тупо повторял про себя Коренга. Умом он понимал, что, похоже, присутствует при рождении очередного великого завоевателя вроде Гурцата, зачинателя двухвековой давности Последней войны… или теперь уже не Последней? Вероятно, ему полагалось благоговеть, созерцая размах мысли нового царя, но благоговения что-то не было. В сознании вертелась лишь мысль о чудовищной и непоправимой ошибке, которую совершил он, Коренга. «Все племена, говоришь? Стало быть, и наше тоже? И Галирад, где Буркун и Медва живут? Они-то что тебе сделали? И почему мой Торон тебя там же, на «Чаграве», прямо сразу не съел…»