Коренга даже не удержался от мысли о всё той же золе, вполне способной засыпать гораздо более резкие очертания; так остроугольный камень превращается под снегом в круглый бугор, а тощее засохшее дерево обретает пышную белую крону.
Андарх смотрел вперёд с жадным вниманием вернувшегося в родной дом после разлуки, столь долгой, что даже не всё удаётся сразу узнать.
– Легенда гласит, – сказал он, – увалы нарекли Огненными задолго до падения Тёмной Звезды… Только тогда они были не увалами, а утёсами. Здесь высились багрово-красные гранитные кручи, и, когда солнце опускалось в воды залива, они вспыхивали огнём…
Торон снова тянул хозяйскую тележку, Коренга держал в руке поводок, и словно бы из подрагиваний плетёного ремня перед мысленным взором молодого венна неожиданно выткалось могучее, завораживающее и беспредельно жуткое зрелище.
– Здесь в самом деле был огонь… – прошептал Коренга.
Из-под крепко зажмуренных век текли слёзы. Он не помнил, когда плакал последний раз. Уж точно не в тот день, когда умер дедушка, а он обнаружил, что остался без ног.
Андарх с Эорией оглянулись, и оказалось, что они ушли вперёд на добрых полсотни шагов, поскольку тележка остановилась. Остановился и Торон. Он жалобно взвизгивал и льнул к хозяину, облизывая ему лицо.
– Что с тобой, венн? – Эория мгновенно подоспела на выручку, у неё был взгляд, какого Коренга никогда прежде не замечал. Суровая сегванка бросила наземь мешок и прялку и заставила его отнять руки от лица. – Тебе плохо?
Коренга почему-то не устыдился слёз, катившихся по щекам.
– Огонь… – ответил он по-прежнему шёпотом, голосу не было никакой веры. – Раскалённая туча… с востока… Они все сгорели, весь город… Только одного мальчика унесли симураны…
Ему захотелось завыть, выплеснуть горе страшным плачущим криком, который, как сказывали, был присущ Сироте… Он всё-таки сдержался, только заскрипел зубами, перемалывая неродившийся стон.
Эория отвела глаза, продолжая крепко держать его за плечи, а потом вдруг присела на борт тележки и обняла Коренгу. Так подхватывают раненого, пошатнувшегося в бою. Коренга ощутил, как постепенно уходит, отпускает судорожное напряжение…
Андарх стоял поодаль, у него на лице отражалась плохо спрятанная досада. Ну в самом деле. Время ведь никого ждать не собиралось, а развалины города, лежавшие на обширных увалах неведомо где, ещё предстояло найти.
– Что с тобой? – на ухо Коренге повторила Эория. Потом спросила иначе: – Как ты это увидел?
Коренга со всхлипом перевёл дух и кивнул на Торона.
– Он был здесь… В смысле, кто-то из его предков… И они спасли оттуда мальчонку, Андарх. Не знаю только, принадлежал ли он к царскому роду…
То есть, судя по серой латаной рубашонке, скорее всего не принадлежал, хотя почём знать, что за обычаи были в ходу у тогдашних царей! Коренга не поручился бы даже в том, что спасённый мальчишка в дальнейшем вырос среди людей, родных ему по крови и языку. Виллы не делали особых различий между человеческими племенами. Угодивших к ним приёмышей они отдавали просто своим друзьям, туда, где, по мнению Крылатого народа, детей растили с должной любовью.
В том числе веннам…
Коренга невольно представил, как могла бы устроиться судьба маленького жителя Фойрега где-нибудь в заснеженных дебрях, в дружном веннском роду… Голова у него опять закружилась. Бездна времени предстала перед ним сумрачно-непроглядным колодцем. Сколько же разных голосов, жизней, картин вроде только что разразившейся укрывалось в его темноте!..
«Вот бы мудрецам, что о минувших веках пишут, с симуранами поговорить…» – осенило его.
