— Убейте, верней, заколите меня! — покорно сказал граф, расстегивая куртку и обнажая шелковую рубаху. — Сердце вот здесь.

Эти слова, полные достоинства и безразличия, словно холодным душем окатили флибустьера.

— Морган — боец, а не убийца, — сказал он, вкладывая шпагу в ножны. — У вас слишком острый язык, сеньор граф.

— А шпага — острее, — с вызовом ответил сын Ван Гульда.

— Увидим, если придется встретиться в бою.

— Охотно принимаю ваш вызов.

— Так вы ответите на вопрос?

— Я же сказал, это касается только моей семьи.

— Вы ненавидите сеньору Иоланду?

— Разве я не могу ненавидеть дочь человека, погубившего моего отца, герцога Ван Гульда?

— Корсар не убивал его. Ваш отец взорвал пороховой склад, когда «Молниеносный» взял на абордаж его фрегат. Я свидетель этой драмы. К тому же и у корсара были серьезные причины, чтобы ненавидеть вашего отца, загнавшего в могилу трех его братьев.

— Но не настолько, чтобы в бурю отправить в шлюпке законную дочь моего отца, Онорату Ван Гульд.

— Черный корсар поклялся над трупами братьев — Красного и Зеленого корсаров уничтожить всех, кто носит это злосчастное имя. К тому же Онората, чудом уцелевшая во время бури, не только простила корсара, но и вышла за него замуж.

— Да, но и я поклялся... И я исполняю просьбу отца.

— В жилах Иоланды — кровь ваших предков.

— Но я не брат Онораты и не ношу имя Ван Гульда, а всего лишь его побочный сын, — заметил с горечью граф и провел рукой по лбу, словно отгонял печальные мысли. — Итак, что вы хотите сделать со мной?

— Обещайте отказаться от преследований сеньоры Иоланды и навсегда оставьте испанские колонии в Америке, и я отпущу вас на свободу.

— Об этом не может быть и речи, — решительно сказал граф.

— Тогда я отвезу вас на Тортугу и продержу в плену, пока вы не передумаете.

— Как вам будет угодно.

— Предупреждаю, до самого прибытия вас будут держать в каюте под стражей. Я не желаю, чтобы сеньора Иоланда знала о вашем присутствии на корабле.

— А! Так она здесь!.. — воскликнул граф, изображая удивление.

— Разве вы не знали?

— Никто мне об этом не говорил.

— И не воображайте, что вы сможете что-то сделать.

— О чем вы, сеньор Морган?

— Оставьте надежду расправиться с нею.

Граф пожал плечами и промолчал. Но стоило Моргану повернуться, чтобы позвать людей, ожидавших снаружи пленника, как на его губах появилась мрачная улыбка, а в глазах блеснул зловещий огонь.

— Сеньор граф, — сказал Морган, впуская двух охранников, — следуйте за этими людьми.

— Хорошо, — буркнул губернатор.

И вышел с гордо поднятой головой, ни одним жестом не выдав волнения и даже не кивнув на прощанье врагу.

— Этот человек может причинить немало хлопот, — пробормотал Морган, оставшись один. — Неплохо бы поскорей добраться до Тортуги. Пока он на борту, покоя не будет. Кармо!

Француз, куривший на последней ступеньке трапа, должно быть, ждал его зова. Оставив гамбуржца, он мигом предстал перед капитаном.

— Что вам угодно, сеньор Морган? — спросил он.

— Тебе и гамбуржцу поручается сторожить графа. Не буду напоминать, что это опасный человек.

— Это отродье проклятого Ван Гульда, причинившего столько зла Черному корсару, — сказал Кармо. — Мы с Ван Штиллером будем попеременно дежурить у его каюты.

— И не проговоритесь Иоланде, что граф на корабле. Ей это, наверно, будет неприятно.

— Об этом знают только четверо, и, если дон Рафаэль проговорится, я его выкину в море.

— Плотники работают?

— Они в трюме, но говорят, что течь гораздо больше, чем думали испанцы. До завтрашнего вечера вряд ли поднимем паруса.

— Пойду потороплю их. Ступай, Кармо, и держи ухо востро.

Подойдя к гамбуржцу, не сходившему с места, француз проговорил:

— Набери в рот воды, кум. Приказано не болтать о случившемся.

— Я не расколюсь.

— Не видел дона Рафаэля?

— Вроде бы он был на носу.

— Пойдем поищем.

Они обошли всю палубу, где испанские пленные с фрегата усердно откачивали воду под командой моряков, чтобы забить течь, но дона Рафаэля нигде не оказалось. Тогда они вернулись обратно, заглянули за паруса, обшарили бухты, спустились к батареям, расспрашивая товарищей, зашли даже в общий кубрик и гальюны, но нигде не нашли плантатора.

— Что за чудеса? — задумался гамбуржец. — Не сбежал ли трусишка от мести губернатора?

— Куда? — удивился Кармо. — Скорей всего, утопился. Он так хотел умереть!.. Но вряд ли он решился на такой отчаянный шаг. Поищем еще, куманек.

Несколько друзей, узнав об исчезновении плантатора, присоединились к Кармо и Ван Штиллеру. Они побывали везде — от палубы до трюма — и вынуждены были наконец признать, что бедняга исчез с корабля.

Один из пленных с фрегата сказал, что, будучи незадолго до того на шкафуте, он вроде бы слышал, как в море что-то плюхнулось — то ли тело, то ли какой-то предмет.

— Утопился, — сказал гамбуржец. — Жаль, честное слово. Испанец, а хороший человек.

— А может, его утопили? — предположил Кармо.

— Кто? — удивился гамбуржец, глубоко пораженный его словами.

— Кто-то из его недоброжелателей.

— Капитан Валера?

— Как знать?

— Но тот бы закричал или стал сопротивляться.

— Его могли сначала избить или заткнуть рот кляпом.

— Но я только что видел Валеру на батарейной палубе. Он спокойно беседовал с капитаном парусника, — возразил гамбуржец.

— Ужасно жаль, что бедняга так плохо кончил. Он был так нам полезен.

— Шевелись, гамбуржец. Нам поручено быть начеку и присматривать за губернатором. Он опасней всех остальных!..

На рассвете корабль не был еще готов поднять паруса. Плотники, хотя и работали всю ночь, не смогли полностью забить течь, появившуюся на корме и грозившую серьезными осложнениями. Не был