противнику.

Вскоре стол обагрился кровью. Оба бойца уже несколько раз пронзали друг друга шпорами, а фиолетовый гребень у Платы уже превратился в лохмотья.

Время от времени, словно по взаимному согласию, оба останавливались, чтобы собраться с силами и отряхнуть с век кровь, слепившую им глаза. Затем с еще большей яростью бросались в атаку. После пятого приступа Плата оказался под Замбо.

Зал огласился ревом проклятий: большинство ставили на нового петуха. Однако Плата сумел внезапно выскользнуть, но не увернулся от клюва противника, которым тот вырвал ему глаз.

— Теперь хоть они сравнялись, — промолвил Кармо. — У обоих по одному глазу.

Кареадор бросился к Плате. Влив ему в горло настойки, он промыл ему голову губкой, дабы удалить кровь, вспрыснул в пустую глазницу немного лимонного сока и снова выпустил на стол со словами:

— Держись, голубчик.

Но он слишком поторопился. Не успевший прийти в себя петух не смог устоять перед молниеносным натиском отважного Замбо и почти сразу свалился от мощного удара клювом, раскроившего ему череп.

— Что я говорил, сеньор? — сказал Кармо, обращаясь к дону Рафаэлю.

— Что, вы колдун или лучший кареадор в Америке?

— На все эти пиастры, которые на нас свалились, мы можем себе позволить роскошь — распить бутылку хереса. Плачу я, если не возражаете.

— Позвольте уж мне.

— Как хотите, сеньор.

К тому времени, когда принесли еще двух петухов, — бои здесь иногда затягивались на всю ночь, — Кармо, Ван Штиллер и тучный дон Рафаэль уселись за стол, стоявший в углу, и весело, как старые друзья, попивали отличный херес по два пиастра за бутылку. Испанец, которого везение в игре и несколько пропущенных стаканов привели в хорошее настроение, стрекотал, как сорока, похваляясь своими плантациями, сахарными заводами и давая понять обоим авантюристам, что он один из крупных шишек местной колонии.

Внезапно он осекся и без околичностей спросил Кармо, продолжавшего подливать ему в стакан:

— Но... сеньор мой, вы сами-то не отсюда?

— Нет, мы только сегодня вечером прибыли сюда.

— Откуда?

— Из Панамы.

— Ищете работу? У меня есть свободные места.

— Мы труженики моря, сеньор. К тому же не собираемся здесь долго задерживаться.

— Нужна партия сахара?

— Нет, — ответил Кармо, понижая голос. — У нас секретное поручение от его высокопревосходительства председателя Королевского суда в Панаме.

Дон Рафаэль вытаращил глаза и слегка побледнел от страха.

— Сеньоры, — пробормотал он, — что же вы раньше об этом не сказали?

— Тише, говорите шепотом. Мы должны притворяться искателями приключений, и никто не должен знать, кто нас послал сюда, — внушительно произнес Кармо.

— Будете заниматься расследованием дел местного управления?

— Нет, нам поручено узнать одну вещь, которая очень интересует сеньора президента. Кстати, вы могли бы кое-что нам разъяснить. Вы бываете в доме у губернатора?

— Он приглашает меня на все приемы и балы, сеньор...

— Называйте меня просто Манко, — сказал Кармо. — Итак, раз вы бываете у губернатора, то можете сообщить нам ценные сведения.

— Я весь к вашим услугам. Спрашивайте.

— Тут не место, — сказал Кармо, косясь на толпу. — Речь идет о крайне важных вещах.

— Пойдемте ко мне домой, сеньор Манко.

— У стен бывают уши. Не лучше ли прогуляться?

— На улицах сейчас опасно: вокруг ни души.

— Пойдемте к набережной: все ближе к кораблям. Вас это устраивает, сеньор?

— Я сделаю все, чтобы угодить его высокопревосходительству. Вы замолвите ему словечко обо мне?

— Не сомневайтесь.

Осушив последнюю бутылку, они расплатились и вышли в тот самый миг, когда четвертый петух упал на стол под шпорами противника. Несмотря на минимум шесть опорожненных бутылок, Кармо и гамбуржец, казалось, не пили ничего, кроме воды, плантатор же еле держался на ногах, и все плыло у него перед глазами.

— Будь наготове, я дам тебе сигнал, — прошептал Кармо на ухо гамбуржцу. — «Язык» что надо!

Ван Штиллер кивнул в знак согласия.

Кармо запанибратски взял толстяка под руку, дабы тот не выписывал кренделя, и все трое направились к пляжу по узким и темным улочкам, так как в те времена люди еще не задумывались о необходимости их освещения.

Когда они вышли на широкий бульвар с пальмами, ведущий в порт, Кармо, не проронивший ни слова, встряхнул плантатора, который, казалось, спал на ходу.

— Ну вот, можно и поговорить: вокруг никого.

— Ах, да... председатель... секретное поручение... — пробормотал дон Рафаэль, открывая глаза. — До чего хороши аликанте и херес... Еще по стаканчику, сеньор Манко.

— Мы уже не в таверне, дорогой сеньор, — сказал Кармо. — Будет желание, мы еще туда вернемся и разопьем бутылочку-другую.

— Отличное... тонкое...

— Достаточно, сами знаем, ближе к делу. Вы обещали сообщить нужные нам сведения. Имейте в виду, что мы от его высокопревосходительства председателя Королевского суда в Панаме, а с этим человеком не шутят.

— Я человек верноподданный.

— Хорошо, хорошо, сеньор.

— Говорите, что вам надо? Я друг губернатора, большой друг.

— Закадычный друг, это мы знаем. Скажите, но прежде прочистите хорошенько уши и как следует подумайте, что говорить. Правда ли, что здесь находится дочь пьемонтского кавалера знаменитого Черного корсара. Господин председатель Королевского суда хотел бы это знать.

— Какое ему до этого дело? — изумился дон Рафаэль.

— Не нам с вами об этом судить. Не так ли?

— Верно.

— Когда она сюда прибыла?

— Дней пятнадцать назад. Ее взяли в плен на голландском судне, захваченном нашим фрегатом в кровопролитном сражении.

— Зачем ее принесло в Америку?

— Говорят, ехала за наследством своего деда Ван Гульда. У герцога здесь и в Коста-Рике были обширные владения, которые до сих пор не проданы.