– Чего ржешь?! – Не будь в помещении адвоката, Михаил, не раздумывая, задушил бы этого наглого гаденыша голыми руками.

– Шах и мат, Мишаня, не твой день сегодня, – откинулся на спинку стула Андрей.

Тщательно продумывая ограбление, Порубов прекрасно понимал, что все этапы операции нужно держать под полным контролем. Обеспечив себе алиби, необходимо было надежно перестраховаться. Тем более что на кону стояли не деньги и даже не свобода – это можно было как-то пережить. Важнее всего была жизнь матери. Ведь ради нее-то он, собственно, и закрутил всю эту карусель. Поэтому следовало продумать все, до последней мелочи. Переговорив с Клещом, они подключили к делу сестру Толяна Светку. Ее кандидатура ни у кого из команды сомнений не вызывала. Они с братом всегда были не разлей вода, да и с Андрюхой с детства как родные. Девушка была из той редкой породы, что ради родных и друзей готова пройти огонь, воду и медные трубы. «Не человек, а кремень, – хвастался Клещ. – Не будь она моей сестрой, женился бы сразу, не раздумывая». Сначала ее задачей было просто в роли тайного наблюдателя сходить на спектакль, осмотреться, запомнить в деталях, если что-нибудь произойдет: конфуз какой-нибудь на сцене или в зале кто-то смачно захрапит. Короче, подробный детальный отчет о проведенном времени. Однако Светке план показался скучным, и она предложила свой вариант, более веселый, искристый и задорный. Порубов не любил самодеятельность. Клещ тоже опасался, что привлекать лишнее внимание не стоит. Однако идея была слишком привлекательной. Прикинув все «за» и «против», парни согласились.

Несколько минут все трое, находящиеся в кабинете, молчали. В тишине было слышно, как жужжит и настырно бьется о стекло одинокая муха. Следователь барабанил пальцами по столу и нервно курил. Адвокат с Порубовым наблюдали за ним, выжидая и стараясь предугадать, что за этим последует.

Зиганшин был бессилен что-либо сделать. Приходилось признать, что с таким алиби, как у Порубова, даже папа-прокурор не подпишет бумаг на продление содержания под стражей. Делать нечего, сучонка придется отпустить. Правда, несмотря на железные доказательства невиновности, опера никак не покидала уверенность, что именно Порубов ограбил салон, что все это – хитро продуманная схема. Причем продуманная не без чужой помощи. Нужно было копать дальше. Как любил говорить папаша, рыть землю носом, но докопаться до истины. Где-то в этом грандиозном плане обязательно должно быть слабое место. И он его нащупает.

За ворота Тарлецкий выходил в хорошем расположении духа. А этот Порубов ничего оказался, хитрый малый. Можно сказать, почти без его помощи обвел опера вокруг пальца. Если б все такими грамотными были, адвокатам пришлось бы искать другую работу. Ухмыляясь и насвистывая, он подошел к дежурному. Забрав у того свой мобильник, посмотрел на экран. Шесть пропущенных звонков, и все из одного номера. Неспроста это, неспроста. Подобная настырность незнакомого абонента могла означать лишь одно – что-то случилось, причем это «что-то» ничего хорошего не сулило. Он прослушал оставленное голосовое сообщение, после чего расслабился и не спеша набрал номер звонившего:

– Алло… Да, здравствуйте… Я, даже не прослушав голосовое сообщение, понял, что вы по поводу Порубова Андрея… Да, да, только-только оттуда… Спрашивал и про театр, и про девушку… Не волнуйтесь, все хорошо… Ваш следователь рвал и метал, но мы его поставили на место… Как клиент? Хорошо выглядит, даже лучше, чем я… Иду сейчас перекусить в какое-нибудь кафе, так сказать, отпраздновать победу добра над злом… Ага, хорошо, буду держать вас в курсе… До свидания.

Тарлецкий выключил трубку. Чтобы окончательно прийти в спокойное расположение духа, он, закрыв глаза, глубоко вдохнул пахнущий цветущей природой воздух и медленно выдохнул. Ну, на этот раз отбились. Главное, сейчас сильно не расслабляться – у следователя на этого гаврика большой зуб, просто так не отстанет.

По дороге адвокат заглянул в небольшой бар. Кроме него, за стойкой больше никого не было. В обед обычно все клиенты либо на работе, либо отсыпаются после вчерашнего. Заказал две по сто. Звонко чокнувшись с барменом, выпил за успех. Потом за удачу. Вспомнил, как Андрей при первой встрече все старался выпытать у адвоката, что за благодетель нанял его и фактически вытянул из камеры на волю. Но Тарлецкий, ссылаясь на конфиденциальность, остался непреклонен. Да и, по большому счету, он и сам не знал, чей был этот женский голос. Любовница? Подруга? Сестра? Ему просто позвонили, пояснили суть дела, перевели деньги на счет. Вот и все. Как говорится, заказчик предпочел остаться в тени.

Лежа в камере на шконке, Андрей обдумывал детали последнего допроса. Если рассуждать логически, то у ментов нет ни одной зацепки. Все прошло как по маслу: план сработал, свидетели сказали то, что должны были сказать. Даже по лицу Зиганшина во время допроса было видно, что опер не знает, что делать, он в тупике, и никакого другого варианта, кроме как выпустить Порубова на волю, у него нет. Но это если рассуждать логически. А наша полиция весьма непредсказуема в своих действиях и далеко не всегда, если не сказать, что очень часто, руководствуется не Уголовным кодексом и Женевской конвенцией, а простым желанием поскорее выбить признание и получить за это премию или повышение по службе. Залетит, например, в камеру пара плечистых амбалов с дубинками, и начнут прессовать, да так, что экспертиза ни одного синяка потом не найдет. Даже по телевизору показывали сюжет, что менты специально нанимают каких-то медицинских специалистов, которые на практике объясняют, как, чем, куда и с какой силой нужно бить. Клятва Гиппократа давно уже пережиток, формальность, на которую привычно закрывают глаза. Мастерство выбивания показаний в заведениях такого типа налажено намного лучше, чем искусство раскрытия преступлений. Впрочем, есть надежда – найти хорошего адвоката. Правда, если страна будет и дальше прозябать в коррупции и беспределе, скоро и они будут бессильны помочь.

Чего ждать дальше, Андрей не знал. Хуже всего на зоне – это неопределенность. Особенно когда точно знаешь, что на тебя у ментов ничего нет, а получить признательные показания им очень нужно, причем быстро. Тюрьма – это недостаток пространства, компенсированный избытком свободного времени, услышал он однажды. Вот только что с этим временем делать в четырех стенах – неизвестно. Единственное, что успокаивало, это мысли о матери. Слава богу, он все успел сделать вовремя: операция назначена, деньги в больницу благополучно перечислены. Как она там сейчас? О чем думает? Как чувствует себя в чужой стране, среди чужих людей? Она ведь там совсем одна: не с кем даже поговорить, не от кого услышать слова утешения и поддержки. Вот бы оказаться рядом, взять ее за руку, сказать: «Все хорошо, мама, все будет хорошо». Он вспомнил, как в детстве, рассказывая ему на ночь сказку, мама всегда брала его за руку и нежно гладила, словно убаюкивая. Успокоив себя мыслью, что он все-таки вытащил ее из рук смерти, коварно подобравшейся к самому дорогому на свете человеку, Андрей незаметно для себя задремал.

От лязга замка и звука открывающихся железных дверей Порубов проснулся. Яркий свет лампочки под потолком резанул глаза. Несмотря на годы, проведенные на зоне, он так и не смог привыкнуть к этим звукам и этому бесчеловечному слепящему свету. Большинство из тех, кто с ним сидел, очень быстро учились не замечать этого. Они смирялись со своим бесправным положением, воспринимая такие вроде бы мелочи как данность, как нечто нормальное. Но именно из таких мелочей состоит жизнь. Приняв их в неволе, ты возьмешь их с собой на свободу, позволишь им стать частью тебя. Тюрьма – это не решетки на окнах, не конвоиры и не колючая проволока вокруг. Тюрьма – это чувство смирения перед злом, которое проникает в человека и разъедает его изнутри, оставляя лишь безвольную оболочку.

Щурясь, Андрей посмотрел на открывшуюся со скрипом дверь.

– Порубов, вы свободны. – В проеме стоял дежурный надзиратель, кивком головы показывая на выход.

Андрей не спеша поднялся, сладко потянулся. Глянул в зарешеченное окошко – на улице светило яркое весеннее солнце.

– Давай быстрее, – торопил вертухай.

– Видишь, начальник, есть на свете правда, – едва заметно улыбнулся Порубов, покидая камеру.

Забрав у дежурного конфискованные при задержании вещи и выйдя за ворота, он попытался набрать номер, но тщетно – телефон оказался заблокированным. Сука, Зиганшин, хоть мелкую гадость, но сделает.