– Домой! – крикнул он водителю «уазика», со скукой докуривавшему очередную сигарету в ожидании шефа.

Шофер спешно докурил сигарету и заскочил в машину.

– Как успехи, начальник? – мимоходом спросил водила, выворачивая авто с тротуара на проезжую часть.

– Лучше не бывает.

Зиганшин довольно потирал ладони. Удача сама шла к нему в руки. Порубов никак не мог знать про этот инцидент, не находясь на спектакле. А в том, что на спектакле его не было, Зиганшин был уверен с самого начала, даже не имея абсолютно никаких улик и доказательств. Интуиция, как оказалось, его не подвела. В работе полицейского это, можно сказать, самое главное качество. Если нет шестого чувства – делать в органах тебе нечего, можешь рассчитывать разве что на место гаишника.

Придя домой, Михаил почувствовал, что устал за этот день как собака. Ноги отваливались от постоянной беготни, а голова раскалывалась от непривычно большого количества мыслей. Жена, так и не дождавшись прихода мужа, уже мирно спала в кровати, трогательно свернувшись калачиком под одеялом. Он зашел на кухню, перекусил парой бутербродов с колбасой, заботливо оставленных Катей на столе. Закурив перед сном, задумчиво посмотрел в окно – ночь была темной, хоть глаза выколи, разве что редкие фонари освещали пустынные улицы спального района. Где-то вдалеке послышалось завывание «Скорой помощи». Все-таки странно устроен мир. Кто-то сейчас стоит у окна, либо готовится к завтрашнему экзамену, развлекается с подругой на дискотеке, взбирается на вершину горы, купается в океане, объясняется в любви, у кого-то, возможно, доживающего последние минуты, перед глазами пробегает вся его жизнь.

Михаил вздохнул, отошел от окна, разделся, лег в кровать и мгновенно вырубился.

Проснувшись утром, первое, что он услышал, был звон посуды на кухне.

– Катя, ты чего так рано?

Жена, вытирая руки о фартук, зашла и, нагнувшись, поцеловала его в щеку:

– Доброе утро. Что-то не спится. Вчера рано легла, вот и вскочила ни свет ни заря. Поднимайся, а то на работу опоздаешь. – И она снова исчезла, возвращаясь на кухню.

Опер сладко потянулся и зевнул. Сквозь шторы в комнату проникали первые лучи солнца, оставляя на полу светлые полосы. Шаркая ногами в стоптанных тапочках, Зиганшин сходил в ванную, потом зашел на кухню. Настроение было, мягко говоря, противное и гадкое, каким оно обычно и бывает по утрам у любителей поспать подольше и послаще.

– Я сейчас подогрею. – В легком пеньюаре, просвечивающем ее соблазнительные формы, Катя стояла у плиты.

Солнце, выкатившись из-за крыш, светило прямо в окно, за которым пели ранние пташки. Под окном, около беседки, распивали бутылку первые алкоголики. Зиганшин взял с подоконника головку лука и бросил в направлении мужиков. Луковица гулко ударилась о землю в полуметре от пожилого пьяницы. Дед недовольно посмотрел вверх и спрятался под крышу беседки.

– Ну вот, последнюю луковицу выбросил. От тебя их прятать, что ли? – недовольно проговорила Катя, стоявшая у плиты.

Сняв со сковороды несколько сочных, скворчащих котлеток, она добавила их к искусно оформленному гарниру. На столе уже красовался греческий салатик из свежих овощей, зелени и мраморных кубиков брынзы. Напоследок достала из холодильника початую бутылку хорошего марочного вина, грациозно, словно кошечка, примостилась на коленях у мужа и прошептала, целуя клевавшего носом мужа:

– Просыпайся, соня.

Через распахнутый разрез халатика была видна упругая грудь, и Михаил буквально утонул в океане напористой женской сексуальности и нежности. Катя скользнула рукой в трусы мужа, отчего тот блаженно вздрогнул и расплылся в улыбке, предвкушая сладкий «десерт». Чего-чего, а обаяния Катьке было не занимать. В общем-то, на это он и клюнул, когда впервые увидел ее, идущую под ручку с Порубовым. Он считал, что главное в женщине – красота, сексуальность, обаяние; всякие внутренние духовные миры – это так, дело двадцатое. О душе обычно рассуждали либо неудачники, либо интеллигентишки, что в принципе одно и то же. Зиганшин игриво хлопнул жену по попке.

– Подожди, сейчас разолью, – наливая по бокалам вино, томно улыбнулась она.

Кате не терпелось узнать, как идет расследование. Для этого она выбрала максимально действенное оружие, не дающее никаких осечек. Катя была уверена, что салон обокрал именно Андрей. Как бы тот ни гримировался, она не могла тогда, на улице у входа, ошибиться. Женское сердце не дает сбоев, особенно когда дело касается любви. Глубоко в душе она знала, что любовь никуда не ушла, а просто затаилась где- то глубоко-глубоко, на самом донышке, но прямо признаться себе в этом не осмеливалась. Теперь же прежние чувства и воспоминания нахлынули с удвоенной силой. Как она могла забыть их первые встречи под теплым летним дождем, робкие влюбленные взгляды и такие же неловкие объятия! Первый букет цветов, подаренный ей Андреем, их первый поцелуй на старенькой скамейке в городском парке. Наконец, признание в любви и убийственно медленно идущее время, проведенное в ожидании следующего свидания с возлюбленным. Она вспомнила, как впервые пришла к Андрею в гости и его мама сразу же приняла ее как родную дочку. Они немножко посидели за столом, поговорили, а потом влюбленные закрылись в спальне и устроили себе сумасшедшую ночь любви. Ночь напролет они занимались сексом, потом, сидя нагишом у распахнутого окна, слушали пение сверчков, делились друг с другом самыми сокровенными, которых не доверяли прежде даже близким людям, воспоминаниями. Самозабвенно целовались при свете луны, и Андрей читал ей свои стихи. Пусть неуклюжие, пусть наивные, но они адресовались Кате. И это растопило ее сердце, превратив его в бескрайнее озеро нежности и благодарности за те чувства и мгновения, которые он ей дарил. Теперь же все исчезло, словно туман. Будто и не было ничего – лишь ее фантазии.

Катя вернулась в реальный мир и посмотрела на мужа:

– Как на работе?

– Да что работа, с этим ограблением никакого покоя, сплошная нервотрепка. Начальство давит, журналисты ахинею выдумывают на голом месте. Но ничего, еще немного – и всех прищучим, кто в этом завязан. Кстати, один из подозреваемых – твой бывший, Порубов. – Михаил гладил жену по гибкой спине, параллельно уплетая завтрак и запивая вином из фужера.

– Ой, ну, не надо, не ври, – кокетливо улыбнулась Катя и поднялась с мужниных коленей. Пеньюар соскользнул на пол. Она открыла холодильник и, слегка нагнувшись, стала что-то искать на нижних полках. Взору Зиганшина предстала божественная, без преувеличения, картина, достойная кисти художника. Он плотоядно облизнулся, глаза сверкнули похотливым маслянистым блеском.

– Я же тебе говорил, что ничего путного из него не выйдет. Зона – его дом родной до самой гробовой доски. – Зиганшин, как мальчишка, жадно пялился на обнаженное стройное тело жены.

– Да не мог он на такое пойти. Я его хорошо знаю. – Катя с парой бананов в руках снова юркнула ему на колени.

– Да? А ты послушай, что я думаю про его невиновность.

Опер, сознательно и нагло нарушая служебно-полицейские инструкции о неразглашении тайны следствия, выложил все как на духу, по пунктам: и про коварный план грабителя, и про его беспомощную примитивную байку о будто бы походе в театр, и про дуру с попкорном.

Катя слушала все это и просто физически чувствовала, как дыхание комом застревает в горле – ни выдохнуть, ни вздохнуть. Сердце дико колотилось и готово было выскочить из груди. Воспоминания о первой любви накатывали волна за волной. В голове вертелась одна мысль: «Нужно его срочно предупредить, пока не поздно. Уйдет этот гад, сразу же позвоню». На душе было муторно, но внешне она и бровью не повела.

Тем временем Зиганшин начал жадно целовать ее в шею, покусывать ухо, потом опустился губами в ложбинку между лопаток, одновременно сильно сжимая Катину грудь. Стянув с жены трусики-бикини, нагнул ее и резко вошел. Стол затрясся, позвякивая посудой. Катя вскрикнула и закрыла глаза, представляя Порубова, – так ей было легче расслабиться и получить удовольствие. Они часто занимались с Андреем любовью в самых необычных местах, в том числе и на кухне, поэтому нарисовать перед глазами убедительную картинку было нетрудно. Зиганшин сзади натужно кряхтел и громко постанывал. Опершись локтями о стол, Катя ждала, когда он закончит. Как обычно, долго ждать не пришлось, утренний секс