Зашел как-то Хома к запасливому Суслику:

— Дай мне, пожалуйста, гороху. Дождь зарядил. Кончится, схожу на поле и верну.

— Дождь кончится или горох? — деловито спросил Суслик.

— И дождь, и горох.

— Много дать не могу. Запасы слабые. Но пару горстей дам.

— Твоих или моих горстей? — колко уточнил Хома.

— Твоих. Твои меньше, — улыбнулся Суслик.

— И на том спасибо, — сухо сказал Хома, пожалев, что говорил «пожалуйста». — Завтра я тебе три отдам! — подчеркнул, что ничем ему не обязан.

2 + 1 = 3

А дождь не прекращается…

Съел Хома горох. Снова пришел к Суслику.

— Дай еще три горсти, — гордо попросил он. — Отдам за них пять!

3 + 2 = 5

— А те три, вчерашние? — хорошая память у Суслика.

— И те отдам, — небрежно заметил Хома. — Будет — восемь!

5 + 3 = 8

— Но ведь ты сегодня три обещанных не вернул! Значит, за них — тоже пять. Выходит, за тобой — десять.

5 + 5 = 10

Вот когда Хома пожалел о своей щедрости. Дернуло его за язык!

Дал ему Суслик еще три горсти гороха. Так и быть.

— Завтра десять вернешь, — предупредил. — А не вернешь, за тобой двадцать будет.

10 + 10 = 20

И где он счету научился? Все время прикидывался — плохо считать умеет.

— Двадцать так двадцать, — пробормотал Хома, чувствуя, что его гордость слишком уж расточительна.

И главное, Суслика ни в чем обвинить ев нельзя. Сам такое затеял. На свое разорение.

А дождь все идет… Опять пришел Хома.

— Не могу я сейчас двадцать горстей отдать, — проворчал он. — Дай еще три, станет за мной двадцать три.

20 + 3 = 23

— Ошибаешься! — возразил Суслик. — Двадцать ты не скоро вернешь. Прибавим двадцать, и будет сорок.

20 + 20 = 40

Хома мрачно потупился.

— И на сегодняшние три, — продолжил Суслик, — пару горстей накинуть надо. Как обычно. И получится сорок пять.

20 + 20 + 3 + 2 = 45

— Сорок пять! — схватился за голову Хома. — Да это ж мешок целый! За твои жалкие горсти ты меня с протянутой лапой по миру пустишь! Ладно, согласен, — буркнул он.

— Задавака! — рассмеялся Суслик. — Я не жадничал. Я поглядеть хотел, до чего ты дойдешь. Гордый какой! Так никогда бы не рассчитался. А ты… Попросил бы и получил. И все тут.

— А отдавать?.. — устыдился Хома.

— Отдал бы когда-нибудь. А не отдал — что ж теперь? И меня выручишь в трудную минуту. А ты задаешься. Я, мол, не просто беру, а с большой отдачей. Тоже мне благодетель!

Молчит Хома. Отвернулся. А Суслик по новой:

— Разве можно так с друзьями? Хорошенького ты мнения обо мне. Спасибо!

— А что ж ты меня не остановил?..

— Я думал, ты сам остановишься.

Вконец стало стыдно Хоме. Он готов был сквозь землю провалиться. Но он и так под землей был — в норе у Суслика.

— Все! Прости меня за дурь, — виновато вымолвил он. — А за весь твой горох я вдвое больше отдам, не беспоко…

И умолк.

А затем расхохотался. Дошло!

Нет, не исправишь Хому. А ведь на целых полгода старше Суслика.

— С тобою в любой дождь весело! — улыбнулся лучший друг.

Очень верно. Об этом можно хоть сто раз — и еще сто раз — повторить:

Стихи такие. Стишата.

Суслику все время чего-то не хватало. То еды, то питья. То солнца, то дождичка. То еще чего-то.

Хорошего — ему всегда мало. Даже если много. А плохого — ему всегда много. Даже если мало. Не угодишь!

Зашел как-то утром Хома к Суслику. Лучший друг свои бутыли с березовым соком пересчитывал.

У него от тех бутылей кладовка ломится. А он бурчит:

— Маловато весной заготовил.

— Пошли за орехами, — сказал Хома.

— Пошли, — оживился Суслик. — У меня их тоже мало. Всего три мешка.

Погода стояла теплая. Чудесная погода.

— Жарко, — привычно занудил Суслик. — Давай сначала на ручей завернем, искупнемся.

— Давай, — согласился Хома.

Он и сам-то любил поворчать. Но не тогда, когда дельное предлагают.

Подошли к ручью. Суслик воду ногой попробовал.

— Брр! Холодная…

А затем Хома его из воды выгнать не мог. До посинения плавал Суслик. И потом на берегу дрожал.

— Солнце с-совсем не греет! И уселся на самом солнцепеке. Сидел, пока не задымился.

— Ну и печет! Прямо пекло какое-то! — заныл он. Для него все на свете не так устроено.

Отправились, наконец, за орехами. Теперь уже и впрямь по самой жаре. И, пока еще недалеко отошли, Суслик раза три бегом возвращался. Окунуться.

В орешнике он опять заныл:

— Лучшие орехи — очень высоко. Только для белок!

Вот чудила! Самые лучшие орехи — внизу. На ветках у земли. Там никто не ищет. Все бросаются к тем, что на виду. А внизу-то их полным-полно!

Хотел было Хома ему показать, но…

— Лиса! — вскричал Суслик. Бухтеть бухтит, а начеку.

Чудом, как всегда, сумели удрать. Лишь клочок шерсти успела Лиса у Суслика вырвать. На ходу.

— Семь шкур сняла! — ощупывал Суслик себя дома, в норе. А сам жив-живехонек.