— Тролль знал, что мне все равно, какую жизнь ведет Изабелл, — продолжал Энтони резко. — Но он знал, что я никому не позволю поднять руку на дочь. Ослепленный яростью, я позвонил Изабелл и сказал, что разведусь и заберу дочь.

Ледяной ужас сковал девушку. Сердце остановилось, голос не слушался. Она хотела что-то сказать и не смогла.

— Каким дураком я был, что позвонил! — Он жестко потер руками лицо. Когда он отнял руки, его глаза напугали ее. Они не блестели, сухие и безжизненные, они ничего не выражали, — Я ведь знал ее характер. Мне следовало понять, что после такой угрозы она не будет сидеть, сложа руки. Но я глупо полагал, что у нее нет выхода, потому что началась метель. Уверенный в том, что она никуда не денется, я решил принять участие в последнем совещании. Еще одном бессмысленном чертовом совещании! — Брук смотрел на Линду пустым и страшным взглядом. — Какая самонадеянность с моей стороны! Господи Боже мой, я даже помню, как думал, пусть жена посидит здесь и поразмыслит над своим поведением. Может быть, это заставит ее пожалеть о том, что она делала.

Лин содрогнулась, глаза ее вновь наполнились слезами.

— Но она не…

— Естественно, она не задержалась здесь ни на секунду. — Тони порывисто вздохнул. — Она тут же упаковала чемодан, посадила Джейн в машину и умчалась. Оставила мне записку, полную ярости и ненависти, что никогда не вернется. С угрозой, что всем расскажет, включая судью, если я затею развод, какой я никчемный муж и отец. Если я посмею заикнуться о дочери, то никогда не увижу ее.

Голос Брука задрожал при воспоминании о прошлом кошмаре. На шее пульсировала вена, отражая удары колотившегося сердца.

— Только через два дня горные спасатели нашли их. Они обе были мертвы.

— О Боже… — У Лин сдавило горло, она не могла произнести ни слова. Горячие слезы побежали по щекам. — Энтони…

Линда потянулась к нему, желая утешить. Она знала только один путь. Она предлагала себя всю без остатка, всю свою душу для успокоения его измученного сердца. Она тесно прижалась к нему, ища не объятий, а физического слияния, абсолютной близости, которая позволила бы ей вобрать его боль в себя.

На какой-то момент он принял ее, полностью раскрывшись, она буквально почувствовала, как они превращаются в одно целое. Его боль это ее боль, и она с радостью делила ее.

— Лин… — С глухим стоном он зарылся лицом в ее волосы, что-то шепча, какие-то непонятные слова, где смешались отчаяние и желание.

Но ей не нужны были никакие слова. Она чувствовала по рукам его желание так же, как чувствовала боль его сердца. Желание разрывало его, как трещина пересохшую землю. Он нуждался в ней. Он хотел ее. Только с ней он мог обрести покой, без которого жил так долго. Она прижалась еще сильнее, давая почувствовать, что готова отдаться ему.

Но, вздрогнув, Брук отпрянул. У Линды вырвался возглас протеста, словно оторвали часть его тела.

— Нет. — Лин положила руки ему на грудь, пытаясь ощутить удары его сердца. Ей необходимо было чувствовать его сердце, словно это давало ей жизнь. Без этого она не могла существовать. — Ты хочешь меня. Я чувствую это.

— Естественно, я хочу тебя, — резко отозвался Брук. — Как я могу противостоять тебе? Ты жаркая, как солнце, а я, словно замерзшее бессмысленное существо, стремящееся к твоему теплу.

— Что здесь плохого? — возразила она и взяла его за руку. — Я люблю тебя, Тони, — в порыве призналась она, не думая, как это звучит, и насколько уязвимой делает ее это признание. — Я хочу быть тем теплом, что согреет тебя.

Какое-то время он молчал. Затем с глухим стоном привлек девушку к себе. Руки скользнули по спине вниз. Она чувствовала его твердый член, в готовности напрягшийся под мягкой тканью брюк.

— Мы согреем друг друга, — прошептал Брук, обеими руками чуть приподнимая ее бедра и крепко прижимая к себе. — Ты чувствуешь огонь, Лин? Мы оба горим.

Дрожь ожидания пронзила ее, словно огненная стрела. Бездыханная, она кивнула, поднимая лицо ему навстречу. Его поцелуй с солоноватым привкусом выдавал и жар, и жажду. Она застонала от горячего прикосновения губ, в ней нарастала ответная жажда, словно некая пустота, требующая заполнения.

Энтони снял с нее свитер, и темные волосы рассыпались по голым плечам. Затем расстегнул юбку, и она бесшумно упала на пол, как капля воска с горящей свечи. Он поднял освещенное пламенем нагое тело и бережно положил на диван.

Она наблюдала, как он раздевается, завороженная сдерживаемой мощью, сквозящей в его движениях. В предвкушении желание комочком свернулось в ней. Казалось, все ее мышцы скрутились в спираль, которая с каждым вдохом закручивалась все сильнее.

Что с ней происходит? Она никогда не ощущала ничего подобного. Ее охватила дикая, рвущаяся наружу и жаждущая удовлетворения страсть, столь сильная, что она едва могла дождаться, когда он склонился к ней. Ответ она узнала. Как ни безумно это звучит, каким невероятным ни кажется, она любила этого красивого, мрачного и одинокого человека. Она не предполагала даже, что способна любить так сильно. Меньше чем за неделю его счастье стало важнее собственного.

Удивительно, но, предлагая себя, она не думала о счастье. Просто она хотела его так же неистово, как он ее.

Наконец он освободился от одежды, и она залюбовалась его красивым, источающим силу телом. Со вздохом она потянулась к нему, ее пальцы пробежали по гладкой горячей коже, а он ласкал ее мягкими, поглаживающими движениями. Она застонала, когда он коснулся напряженных сосков, и не могла сдержать крик, когда его ищущие пальцы опустились к низу ее живота.

Что-то мощное медленно закипело в глубине ее существа, инстинкт подсказал ей, что охватившие ее чувства не найдут выхода, пока он не разожжет вспыхнувшую искру. Она прижалась к его телу, но этого было недостаточно. Ей нужно было больше, чем прикосновения, она хотела слиться с ним, стать частью его.

Ласково она сомкнула пальцы на твердом члене. У Брука вырвался низкий громкий стон, и он накрыл Лин всем телом. Она раскрыла бедра навстречу его горячему пульсирующему члену.

Ему стоило огромных усилий сдержать себя, его мышцы дрожали от напряжения, но он сумел медленно и осторожно войти в нее. Она задохнулась, вцепившись ему в руки, но боль оказалась краткой, как вспышка спички, — ослепительной, горячей, пронзительной… но краткой.

Когда он вновь стал двигаться внутри нее, она уже не чувствовала боли, только огонь страсти. Крики, рвущиеся с ее губ, выдавали полыхавший внутри огонь, и в ответ он задвигался быстрее и настойчивее. Он двигался и двигался, ускоряя темп, все сильнее разжигая пламя, пока оно не поглотило все ее чувства: она ничего не видела, ничего не слышала и не чувствовала, только пламя, сжигающее ее.

Она прильнула к нему, чувствуя, что приближается к некому пику, неистовому, нестерпимому. И вдруг волна непереносимого блаженства накрыла ее, пламя страсти взметнулось к самому небу, она закричала, и перед ее глазами вспыхнул огненный шар, рассыпавшись миллионами сверкающих искр.

Прошла целая вечность, пока они пришли в себя и смогли разговаривать, смеяться, нежно лаская друг друга. В изнеможении она лежала в его объятиях и изо всех сил боролась со сном, чтобы продлить это странное ощущение всепоглощающего счастья. Тони нежно поглаживал ее плечи, смахивая выступившие на них бисеринки пота.

Поленья в камине догорели, и в куче золы тлели красные угольки. В окно глядела полная луна, повисшая прямо над покрытыми льдом верхушками деревьев.

— Смотри, — сонно сказала Лин. — Какая красивая луна.

Она почувствовала, как он кивнул.

— Рождественская луна. Так называла ее Джейн, — отозвался Брук. — Однажды мы читали такую сказку. Там говорилось, что если стоять под рождественской луной с человеком, которого любишь, то никогда с ним не расстанешься.

Линда ответила не сразу. Ее пронзило острое сожаление, что такие прекрасные сказки не всегда сбываются. Джейн и отец, который сильно любил ее, смотрели вместе на рождественскую луну, но судьба