недовольстве и разрешает иногда пограбить, захватить рабов…

— Но именно сейчас… — прошептала она.

— Да я им толковал об этом на совете. Если и вправду будет приливная волна, как говорит Дункан, жаль мне все эти прекрасные корабли, а особенно мой новый дромон. Надо вывести их в море. Хочется показать Дункану мою работу. Ведь это он придумал построить корабль почуднее, чтобы привлечь внимание тех волшебников.

— Кто же предупредит Миноса о катастрофе?

— Ну, ты же слышала рассказы Диора об Атлантиде. Дункан там почетный гость. Я нарочно напоил кое-кого из людей Диора, чтобы удостовериться. Уж, наверное, он предупредил их, просто мы в Афинах еще об этом не слышали. Если критяне собираются переселять своих людей и раскидать флот по морю, они не станут об этом трезвонить. Я бы не удивился, узнав, что именно Гатон и посоветовал Тезею собрать этот поход на Италию. Подальше от греха, хе-хе!

— Почему же я помню, что моя страна была уничтожена нынешней весной?

Олег по-отечески погладил ее волосы.

— Должно быть, ты забыла. Ты же сама говорила, что плохо помнишь катастрофу.

Зато я помню, что было потом.

— Что ж, возможно. Господь изменил свои намерения и послал нас сюда, чтобы спасти Крит, — Олег перекрестился. — Заметь, я этого не утверждаю. Я всего лишь жалкий грешник, который хочет получить толику прибыли. Но священник учил меня, что человек обладает свободной волей, что не может быть никаких предназначений судьбы, кроме Судного дня. Мы можем лишь надеяться, что идем по верному пути.

Она вспомнила, что за эту зиму в ее волосах прибавилось седых прядей. На Атлантиде они будут сверкать под лучами солнца…

— Как бы то ни было, — сказал Олег, — запомни, что ахейцам мы ничего не говорили. Они не знают о будущем. Если они во что и верят, так это в то, что с Кноссом лучше жить в дружбе. Сам Тезей организовал этот поход, но не он его возглавляет. Он успокаивал ахейцев, чтобы не тревожились по поводу его отсутствия. Разве стремился бы он на Крит, если бы хотел его разрушить?

— Вот эта новость и встревожила меня и привела к тебе, Олег. Когда царевич объявил, что едет в числе очередных заложников…

Русский кивнул:

— Да, я помню рассказ Дункана и тоже забеспокоился. Но потом прикинул. Во-первых, что может сделать Тезей и кучка недовольных в столице Миноса? Их поубивают, и все. Во-вторых, как я уже говорил, он не может знать, что Лабиринт постигнет бедствие. В-третьих, он хочет заслужить высокое место в Талассократии, а для этого лучше всего прожить там несколько лет почетным гостем. А его люди в это время будут умножать его добро. В-четвертых, не удивлюсь, если сам Гатон намекнул Тезею, что его там жду: конечно, Миносу сподручнее приглядывать за царевичем в Лабиринте. В-пятых, мой дромон отправляется в тирренский поход. На нем пойдет адмирал Диор, а уж я за ним пригляжу. — Он толкнул ее локтем. — Да, в страшном мире мы живем, — сказал он. — Только он никогда не был другим и не будет. Но думаю, что тебе надо бы малость развеяться.

Он рад был развлечь ее сам, но как только она убедилась, что уговорить его не удается, то поспешила назад. Возвращаясь в Афины, Эрисса по дороге зашла в кипарисовую рощу, где вволю нарыдалась.

Она надеялась, что никто не видел этого.

Колесничий Диора Пенелеос был среди тех, кто собирал племена в поход. Он возвратился на следующий день после встречи Эриссы с Олегом. С криками восторга скакал он к Акрополю. Конский топот, сверкание бронзы, развевающийся плащ. Эрисса была среди тех, кто наблюдал это великолепное зрелище.

«Сегодня, — подумала Эрисса. — Нынче ночью. Должно быть, Ульдин тоже вернулся».

Все окружающее казалось ей сейчас значительным: и тени между камнями, и мухи, вьющиеся возле конюшен, и серебряные полоски инея на крыше, и дым, поднимающийся из очагов, и заходящаяся лаем собака, и люди — хотя сами люди представлялись лишь предметами, а речь их — бессмысленным гулом. Мысли ее холодно блуждали где-то вне — наблюдая, взвешивая, сопоставляя. А в основе всего лежало предчувствие рока, усиливавшееся всю зиму.

Еще вчера у нее была надежда… Что ж, она не отступит. Она знала, что поездка Тезея в Кносс предопределена. Не знала лишь ее обстоятельств и того, какое отношение ко всему этому имеет Ариадна. Олега удалось убедить, что царевич и верховная жрица находятся в сговоре. Значит, вчерашняя неудача — просто одно из звеньев в цепи предопределений. Она знала также, что непременно встретится с Дунканом перед развязкой. Ибо, вглядываясь долгими зимними месяцами в зеркала, она узнала лицо женщины, которая была с ней рядом в самые последние минуты: это было ее собственное лицо.

Значит, она сама и есть та колдунья, которая стерла в памяти Эриссы последние часы катастрофы.

Зачем она это сделала? И повторит ли это снова? И какой в этом смысл? Если не повторит, то вся сеть событий сплетется по-другому. Она, отброшенная на четверть века назад, найдет что сказать молодой Эриссе.

В течение всей своей жизни с Дагоном она дотошно расспрашивала странников и всех уцелевших кефту о том, что произошло. Все рассказы при всем их разнообразии сходились в одном: Тезей с остальными заложниками прибыл в Кносс незадолго до того, как произошло землетрясение и был уничтожен весь минойский флот. Тезей собрал народ и, ссылаясь на речи оракула, захватил столицу. Вскоре на помощь к нему пришли корабли афинян и их союзников, которые находились в открытом море и потому уцелели. Подчинив себе остатки критских городов, тезей отправился домой, прихватив с собой Ариадну. Многие утверждали при этом, что она отправилась с царевичем по доброй воле.

В прошлом — своем прошлом, которое теперь будущее — Эрисса не верила этому. Ариадна не могла поступить так! К тому же на острове Наксос Тезей показал, что Лидра для него ничего не значит. Бедняжка окончила свои дни поклонницей тайного культа, сторонники которого чередовали оргии с истязаниями. Тезей продолжал собирать под свою державу народы материка. Весть о том, что его самого постигла беда и гибель, мало утешали.

Теперь Эриссе все стало ясно. Всю зиму Диор мотался между Афинами и Атлантидой. Значит, легенда, рассказанная Дунканом, правдива и Ариадна действительно помогала Тезею.

Объявить об этом Эрисса не могла — ей бы просто-напросто перерезали глотку, а Олег и Ульдин постоянно были заняты. Во дворе им никогда не удавалось поговорить без свидетелей. А уловку с рощей Перибеи повторить не дадут.

Вчера, воспользовавшись отсутствием большинства стражников, ей удалось встретиться с Олегом. Но, к сожалению, не удалось уверить его, что людей, верящих в предопределение, можно переубедить рассказом о пришельцах из будущего. Бог его учит, что людская воля свободна. Лидра и Тезей, убежденные в своем высоком предназначении, рискнут своими городами и государствами, а Олег, человек решительный и крутой, понимает их лучше, чем Эриссу.

Он хорошо устроился здесь, что ему судьба Крита? Даже если он не сможет вернуться домой, то не будет в убытке и здесь, на земле Греции. Он и так не в убытке. За всеми делами ему просто некогда об этом задумываться, не то что Эриссе, томившейся в обществе ахеянок.

Да, все должно решиться нынче ночью.

Пенелеос вернулся в их комнату раньше, чем она ожидала. Она встретила его улыбкой, распустила волосы на подаренный им египетский плащ.

— Я думала, ты долго будешь пировать в зале после удачной поездки, — сказала она.

Воин рассмеялся. Лампа освещала его крупное, сильное тело и глаза, слегка пьяные. Светлые локоны обрамляли его круглое, почти мальчишеское лицо.

— Напиться можно и завтра ночью, — сказал он. — А сейчас мне нужна ты.

Они обнялись. Он был уже не так неуклюж, как вначале, а она трепетала только потому, что ступала на дорогу, ведущую к Дункану.

— Сейчас, моя нимфа, сейчас, — хрипло сказал он.

Обычно их встречи приносили ей радость. А почему бы и нет? Они скрашивали жизнь полугостьи-