огоньками.
Трент нахмурился. Почему проклятый ящик не в состоянии определить, куда они попали? В памяти компьютера наверняка хранятся данные об этой части Галактики. Бренмейер показывал, во что вылились долгие годы его кропотливой работы. Он не мог пропустить какую-нибудь звезду или ошибочно поместить ее в другое место.
Конечно же, звезды рождаются и умирают, и передвигаются в космическом пространстве, но все это происходит очень медленно, медленно. Миллионы лет. данные Бренмейера не могли.
Неожиданно Трента охватила паника. Нет! Не может быть! Вероятность настолько мала. скорее можно предположить, что попадешь внутрь звезды.
Он подождал, пока яркая звезда не оказалась снова у него перед глазами, и дрожащими руками навел на нее телескопическое увеличение. Настроил на максимум. и вокруг яркого пятна увидел едва различимую дымку - турбулентные газы, застывшие в самый разгар движения.
Сверхновая!
Прятавшаяся в неизвестности звезда вспыхнула ярким светом - может быть, всего месяц назад. Раньше она принадлежала к спектральному классу, на который компьютер не обратил бы внимания, зато теперь он не мог не принять ее в расчет.
Однако эта сверхновая не была внесена в память компьютера, потому что Бренмейер ее туда не поместил. Ее просто не существовало, когда он собирал свои данные - по крайней мере в виде звезды такой яркости.
- Плюнь на нее! - взвыл Трент. - Оставь в покое!
Но он обращался к машине, которая будет сравнивать расположение звезд с теми данными, что внесены в память, не найдет ничего похожего и продолжит свои поиски, снова и снова пытаясь решить задачу. и так до тех пор, пока не кончится запас энергии.
Воздух кончится гораздо раньше. Жизнь Трента кончится гораздо раньше.
Он безвольно откинулся на спинку кресла, не сводя глаз с мерцающих звезд и приготовившись к долгому, мучительному ожиданию смерти.
Если бы только он не поспешил пустить в ход нож.
Ключ
Этот рассказ написан при исключительно приятных обстоятельствах. Джозеф и Эдвард Ферманы, отец и сын, издатели «Журнала фэнтези и научной фантастики» решили выпустить специальный посвященный мне номер.
Я сделал вид, что меня одолевает скромность, но на самом деле это тешило мое тщеславие и покорило меня. Когда они сказали, что для этого номера им нужен совершенно новый рассказ, я немедленно согласился.
И вот я сел и написал четвертый рассказ о Уэнделле Эрте, ровно через десять лет после третьего. Так приятно снова оказаться в упряжи, приятно видеть и вышедший специальный номер. Эд Эмшуиллер, несравненный иллюстратор фантастики, выполнил мой портрет для обложки и совершил невероятный tour de force[5], заставив меня на портрете выглядеть одновременно и похожим, и красивым. Если я смогу уговорить «Даблдей» поместить этот же портрет на суперобложке этой книги, вы сами убедитесь[6].
Карл Дженнингс знал, что умирает. У него еще несколько часов жизни, а сделать нужно очень много.
Отсрочки смертного приговора не будет, он на Луне, и связь не действует.
Даже на Земле остается несколько мест, где без исправного радио человек погибнет, и ему не поможет рука другого человека, его не пожалеет сердце другого человека и даже взгляд другого человека не упадет на его труп. Здесь же, на Луне, мало других мест.
Земляне, конечно, знают, что он на Луне. Он участник геологической экспедиции – нет, селенологической экспедиции! Странно, как ориентированный на Землю ум настаивает на этом «гео-'.
Работая, он с усилием заставлял себя размышлять. Он умирает, но по-прежнему в мыслях его искусственно установленная ясность. Он беспокойно осмотрелся. Ничего не видно. Он во тьме вечной тени северного края стены кратера; чернота здесь изредка прерывается только вспышками фонарика. Он зажигает фонарик лишь изредка, частично опасаясь истратить всю энергии, частично боясь, что его увидят.
Слева, на юге, вдоль близкого горизонта Луны тянется полумесяц яркого белого солнечного сияния. За горизонтом, невидимый, лежит противоположный край кратера. Солнце никогда не поднимается так высоко, чтобы заглянуть за край кратера и осветить поверхность непосредственно у его ног. По крайней мере радиации он может не опасаться.
Он копал старательно, но неуклюже, обливаясь потом в космическом скафандре. Ужасно болел бок.
Пыль и обломки не имеют здесь внешности «волшебного замка», характерной для тех районов Луны, где они подвержены смене света и тьмы, холода и жары. Здесь, в вечном холоде, медленно обрушивающаяся стена кратера просто нагромоздила груду неоднородных обломков. Частицы падали с характерной для Луны неторопливостью и в то же время с видимостью огромной скорости, потому что не было сопротивления воздуха, не было туманной дымки, мешающей видеть.
Дженнингс на мгновение зажег фонарик и отбросил в сторону камень.
У него мало времени. Он все глубже закапывался в пыль.
Еще немного, и он сможет положить Аппарат в яму и забросать его. Штраус его не найдет.
Штраус!
Второй член экспедиции. Участник открытия. Претендент на славу.
Если бы Штраусу нужна была только слава, Дженнингс не возражал бы. Открытие важнее любого тщеславия. Но Штраусу нужно кое-что другое, нечто такое, чему Дженнингс должен помешать.
Одно из немногих, за что Дженнингс согласен умереть.
И он умирает.
Они нашли это вместе. Штраус нашел корабль, вернее, обломки корабля, или еще вернее, то, что, возможно, когда-то было обломками чего-то аналогичного кораблю.
– Металл! – сказал Штраус, подбирая нечто неровное, почти аморфное. Его глаза и лицо были едва видны сквозь толстое свинцовое стекло визора, но резкий грубый голос ясно звучал в наушниках скафандра.
Дженнингс тут же подплыл со своего места в полумиле отсюда. Он сказал:
– Странно! На поверхности Луны нет свободного металла.
– Не должно быть. Но вы хорошо знаете, что исследована небольшая часть поверхности Луны. Кто знает, что еще на ней можно найти?
Дженнингс согласно хмыкнул и протянул руку в перчатке к находке.
