тот, за кого себя выдает, — и она сложила руки на мощной груди, словно говоря: пусть только попробует усомниться в ее словах.
— Тогда объясните мне это, — сказал Пинский, вытаскивая из кармана листок бумаги. — Григорий Сергеевич два месяца назад покинул Санкт-Петербург на «Архангеле Гаврииле».
В цех вошел Канин.
— Что здесь происходит?! — воскликнул он. — Почему никто не работает?
— Вот этот человек, — Пинский указал на Григория, — по имени Лев Пешков, брат Григория Пешкова, разыскивается за убийство полицейского!
Тут все разом закричали. Канин поднял руку, требуя тишины, и сказал:
— Господин полицейский, я прекрасно знаю и Григория и Льва Пешкова, они оба работали здесь несколько лет. Они действительно похожи, как часто бывают похожи братья, но уверяю вас, вот это — Григорий. А из-за вас стоит работа.
— Если это Григорий, — сказал Пинский с видом человека, кладущего козырную карту, — то кто тогда уехал на «Архангеле Гаврииле»?
Ответ на вопрос был очевиден. До Пинского это тоже наконец дошло, и вид у него был глупый.
— Мой билет и паспорт украли, — сказал Григорий.
— Об этом следовало заявить в полицию! — взревел Пинский.
— Какой смысл? Лев уехал из страны, и вы все равно не вернули бы ни его, ни мою собственность.
— Это называется пособничество при побеге!
— Господин полицейский, — опять вмешался Канин, — вы начали с того, что обвинили этого человека в убийстве. Очевидно, это достаточное веское основание, чтобы остановить работу колесного цеха. Но вы уже признали, что вышла ошибка. А теперь вменяете ему в вину, что он не сообщил об украденных документах. А страна между тем находится в состоянии войны, и вы задерживаете выпуск локомотивов, которые так нужны армии. Так что если вы не хотите, чтобы ваше имя попало в наш отчет руководству, я предлагаю вам закончить свои дела здесь как можно скорее.
Пинский посмотрел на Григория.
— К какому полку ты приписан?
— К Нарвскому, — не раздумывая, ответил Григорий.
— А-а! — воскликнул Пинский. — Это который сейчас призывают?
Он взглянул на Исаака.
— Ты небось тоже!
Исаак промолчал.
— Отпустите их, — велел Пинский.
Когда его перестали держать, Григорий зашатался, но ему удалось удержаться на ногах.
— Глядите, чтоб были на сборном пункте вовремя! — сказал Пинский Григорию и Исааку. — Иначе я вас из-под земли достану.
Он развернулся на каблуках и вышел, пытаясь, насколько возможно, напустить на себя важный вид. Следом вышли его подчиненные.
Григорий тяжело опустился на табурет. Голова раскалывалась, страшно болели ребра и живот. Хорошо бы сейчас свернуться калачиком где-нибудь в уголке и отключиться. Единственное, что не давало ему все это время потерять сознание, — жгучее желание уничтожить Пинского и всю систему, частью которой он был.
— Военные не будут заносить вас в список неявившихся, я договорился, — сказал Канин, — но, боюсь, с полицией я ничего поделать не смогу.
Григорий угрюмо кивнул. Этого он и опасался. Вот он, самый страшный удар Пинского, намного хуже, чем деревянным молотом: он проследит, чтобы Григорий с Исааком отправились на фронт.
— Мне будет тебя не хватать, — сказал Канин. — Ты хороший мастер.
Он был искренне огорчен, но сделать ничего не мог. Он помедлил еще, беспомощно развел руками и вышел из цеха.
Перед Григорием появилась Варя с миской воды и чистой тряпкой. Она смыла с его лица кровь. Она была грузной, но прикосновения ее больших рук были легкими и нежными.
— Пойди-ка ты в заводские бараки, — сказала она. — Найди там свободную койку да приляг на часок.
— Нет, — сказал Григорий. — Домой пойду.
Варя пожала плечами и перешла к Исааку, которому не так досталось.
Григорий с усилием поднялся. Цех закружился перед глазами, и Константин поддержал его под руку, когда Григорий пошатнулся.
Константин поднял с пола и подал ему картуз.
Сделав первый шаг, Григорий почувствовал головокружение, но от помощи отказался, и скоро уже шел обычной походкой. От движения в голове прояснилось, хотя из-за боли в ребрах двигаться приходилось осторожно. Он медленно пробрался через лабиринт верстаков, станков, печей и прессов к выходу из здания, а потом и к заводским воротам.
И там встретил только что вошедшую Катерину.
— Григорий! — воскликнула она. — Тебя призывают, я видела в списке твое имя… Ох, что это с тобой?
— Повстречался с твоим добрым знакомым, околоточным.
— С этой свиньей Пинским? У тебя кровь…
— Пустяки, заживет.
— Я помогу тебе добраться домой.
Григорий удивился. Обычно было наоборот. Никогда еще Катерина не заботилась о нем.
— Я и сам могу дойти, — сказал он.
— Все равно я пойду с тобой!
Она взяла его под руку, и они пошли по узким улочкам против течения, навстречу тысячным толпам, направляющимся к заводу. У Григория болело все тело, он чувствовал себя совсем худо, и все же идти под руку с Катериной, глядя на солнце, встающее над ветхими домишками и грязными улочками, было так хорошо!
Однако знакомый путь оказался неожиданно тяжелым, и добравшись до дома, он совсем лишился сил. Войдя в комнату, тяжело сел на кровать, а потом и лег.
— У меня припрятана бутылка водки, — сказала Катерина.
— Не надо, лучше чаю.
Самовара у него не было, Катерина вскипятила воды в кастрюльке и протянула ему кружку и кусочек сахара. Выпив чаю, он почувствовал себя немного лучше.
— Если бы не Пинский, я мог бы избежать призыва. Но он поклялся, что сделает все, чтобы отправить меня на фронт.
Она села рядом на кровать и вынула из кармана листок.
— Смотри, что мне дала одна из девчонок.
Григорий взглянул. «Помощь солдатским семьям». Очередная правительственная листовка.
— Тут написано, что солдатским женам полагается ежемесячное пособие, — сказала Катерина. — Получают все, не только бедные.
Григорий с трудом припомнил, он что-то подобное слышал. Но поскольку его это не касалось, не обратил внимания.
— Кроме того, — продолжила Катерина, — можно дешевле покупать уголь, керосин, а еще полагаются льготы на проезд в поезде и обучение ребенка.
— Ну и хорошо, — сказал Григорий. Его начало клонить в сон.
— Но это если женщина замужем за солдатом.
Григорий вдруг очнулся от дремы. Не думает же она, в самом деле…
— Зачем ты мне об этом говоришь?
— Ведь я останусь ни с чем!