проект договора, выбираясь на полчаса, чтобы посидеть с Мод в парке, или же они садились в синий кадиллак Фица, и шофер возил их по городу.

Мод, как и Вальтер, была потрясена жесткими для Германии условиями мирного договора. Целью Парижской конференции было обеспечить справедливый мир, а не отомстить побежденным. Новая Германия должна стать демократической и процветающей. Она хотела, чтобы у них с Вальтером были дети, и чтобы их дети были немцами. Она часто вспоминала слова из «Книги Руфь»: «Куда ты пойдешь, туда и я пойду». Раньше или позже, ей придется сказать ему это.

Однако ее утешало, что не она одна недовольна условиями договора. И на стороне Антанты были те, кто считал, что мир важнее мести. Двенадцать членов американской делегации заявили протест. В Великобритании на дополнительных выборах победил кандидат, выступавший за мир без мести. Архиепископ Кентерберийский принародно заявил, что ему «очень неудобно», и подчеркнул, что говорит от имени безгласного большинства, чье мнение не представлено в раздувающих ненависть к Германии газетах.

Накануне немцы представили на встречное предложение — более чем на сотню страниц, на основе «Четырнадцати пунктов Вильсона». Утром французская пресса заходилась от ярости. Французы называли этот документ образцом наглости и гнусной буффонадой.

— И они еще обвиняют нас в заносчивости! Какая у вас поговорка есть про сковородку?..

— Назвала кастрюля чайник черным, — подсказала Мод.

Он повернулся на бок и погладил треугольник волос внизу ее живота — темных, вьющихся и густых. Она предлагала их сбрить, но он сказал, что ему нравится как есть.

— Что же мы будем делать? — спросил он. — Это, конечно, романтично — встречаться в гостинице и ложиться в постель среди дня, как влюбленные, вынужденные скрывать свою преступную страсть, но нельзя так жить всегда. Нам надо объявить миру, что мы муж и жена.

Мод была согласна. Она не могла дождаться того времени, когда можно будет ложиться с ним в постель каждую ночь, хоть и не говорила этого: было неловко признать, что ей так хотелось заниматься с ним сексом.

— Мы просто могли бы жить вместе, а они пусть делают выводы.

— Мне такой подход не нравится, — сказал он. — Это будет выглядеть так, будто нам есть чего стыдиться.

Ей тоже хотелось объявить на весь мир о своем счастье, а не скрывать его. Она гордилась Вальтером: он и красив, и смел, и необычайно умен.

— Мы могли бы еще раз устроить венчание, — сказала она. — С помолвкой и свадьбой, и никогда никому не говорить, что мы женаты уже пять лет. Это ведь не запрещено — вступать в брак с одним и тем же человеком во второй раз?

Он задумался.

— Мой отец и твой брат попытались бы этого не допустить. Расстроить свадьбу им бы не удалось, но нервы они нам попортили бы, и никакой радости мы бы не получили.

— Ты прав, — неохотно признала Мод. — Фиц говорил как-то, что хоть среди немцев и встречаются отличные ребята, но он не хотел бы, чтобы его сестра за кого-то из них вышла замуж.

— Значит, мы должны их поставить перед свершившимся фактом.

— Давай сообщим им, а потом объявим в газетах, — сказала она. — Скажем, что это символ нового мирового порядка. Англо-германский брак, как раз во время заключения мирного договора.

— А как мы это организуем? — с сомнением спросил он.

— Я поговорю с редактором журнала «Татлер».[27] Ко мне там хорошо относятся, я им много шлю информации.

— «Леди Мод Фицгерберт всегда одета по последней моде», — с улыбкой сказал Вальтер.

— О чем ты?

Он взял с прикроватного столика бумажник и вынул оттуда журнальную вырезку.

— Вот, единственная твоя фотография, что у меня была.

Она взяла вырезку у него из рук. Бумага была мягкой и пожелтевшей от времени. Она вгляделась.

— Это еще довоенный снимок, — сказала она.

— Эта фотография прошла со мной всю войну — и выжила, как я.

На глаза Мод навернулись слезы, застилая и без того нечеткую картинку.

— Ну, не надо плакать, — сказал он, обнимая ее.

Она прижалась щекой к его голой груди и зарыдала. Иные женщины плачут по любому пустяку, она никогда не была в их числе. Но теперь безудержно плакала. Она оплакивала потерянные годы, миллионы погибших молодых парней, и бессмысленность этой жертвы. Она изливала все слезы, которые сдерживала эти пять лет.

Наконец рыдания смолкли. Когда слезы высохли, она жадно поцеловала его, и они снова занялись любовью.

Шестнадцатого июня за Вальтером в гостиницу заехал синий кадиллак Фица и повез его в Париж. Мод решила, что для «Татлера» понадобится их фотография. Вальтер надел твидовый костюм, пошитый в Лондоне еще до войны. Правда, он был теперь широковат, но в эти дни всякий немец ходил в слишком большой для него одежде.

Вальтер развернул в «Отеле де Резервуар» небольшое информбюро, которое отслеживало информацию, появлявшуюся во французских, английских, американских и итальянских газетах, а также собирало сплетни, которые удавалось раздобыть немецкой делегации. Вальтер знал, какие резкие споры шли между странами Антанты относительно немецкого встречного предложения. Ллойд Джордж, отличавшийся гибкостью в кризисных ситуациях, был готов пересмотреть проект договора. Но французский премьер Клемансо заявил, что и так проявил великодушие, и при любом предложении что-то изменить клокотал от ярости. Как ни странно, Вудро Вильсон тоже был непреклонен. Он считал, что проект договора составлен справедливо, а когда принимал какое-то решение, он становился глух к критике.

Страны Антанты вели переговоры с партнерами Германии: Австрией, Венгрией, Болгарией и Османской империей. Они создавали новые государства — Югославию и Чехословакию — и кроили Средний Восток на британскую и французскую зоны. И обсуждали, заключать ли мир с Лениным. Во всех странах люди устали от войны, но несколько влиятельных политиков все еще намерены были сражаться с большевиками. Английская «Дейли мейл» обнаружила международный заговор евреев-банкиров, поддерживавших московский режим, — это была одна из самых невероятных фантазий газеты.

В вопросе договора с Германией Вильсон и Клемансо взяли верх над Ллойдом Джорджем, и этим утром немецкая делегация в «Отеле де Резервуар» получила безапелляционную ноту: на размышления им отводилось три дня.

Сидя на заднем сиденье автомобиля Фица, Вальтер мрачно размышлял о будущем родной страны. Она станет такой же, как какая-нибудь африканская колония, опростившиеся жители будут гнуть спину, чтобы богатели хозяева-иностранцы. Он не хотел растить детей в такой стране.

Мод ждала его в фотостудии. Она выглядела просто чудесно в легком летнем платье от Поля Пуаре, кутюрье столь известного, что о нем слышал даже Вальтер.

Фотограф хотел снять их на фоне драпировки, изображавшей цветущий сад, но Мод нашла ее безвкусной, и они согласились сняться в столовой на фоне штор, которые были, к счастью, без рисунка. Сначала они встали бок о бок, не касаясь друг друга, как незнакомые. Фотограф предложил, чтобы Вальтер опустился на колено перед Мод, но это было слишком сентиментально. В конце концов остановились на позе, которая понравилась всем: Вальтер и Мод держались за руки и смотрели не в камеру, а друг на друга.

Фотограф пообещал, что снимки будут готовы на следующий день.

Они отправились на ланч в свою гостиницу.

— Но страны Антанты не могут просто приказать Германии подписать договор! — сказала Мод. — Это уже не переговоры.

— Именно так они и поступили.