— Простите, что перебил. Продолжайте, пожалуйста.

— Оба ствола получили повреждения, но пожарная команда взяла огонь под контроль, с помощью нашей поливочной системы, и эвакуировала людей. — Он посмотрел на часы. — Уже два часа назад двести пятнадцать человек были подняты на поверхность.

— Из ваших слов явствует, что вы справились с чрезвычайной ситуацией весьма эффективно, Джонс.

— Благодарю вас, ваше величество.

— Все двести пятнадцать живы?

— Нет, сэр. Восемь погибших. И у пятидесяти состояние настолько серьезное, что им требуется врач.

— Что вы говорите! — сказал король. — Какое несчастье!

Пока Джонс рассказывал, какие меры принимаются для обнаружения и спасения оставшихся пяти шахтеров, в комнату тихо вошел Пил и приблизился к Фицу. Дворецкий был в вечернем костюме, он был готов подавать обед. Очень тихо он сказал:

— Милорд, на всякий случай, вдруг это вас заинтересует…

— Что? — шепнул Фиц.

— Горничная Уильямс только что вернулась от шахты. Ее брат, похоже, стал местным героем. Может, король захочет послушать ее рассказ?

Фиц на секунду задумался. Уильямс наверняка расстроена, может сболтнуть что-нибудь не то. С другой стороны, королю будет интересно поговорить с кем-то, кого это непосредственно коснулось. Он решил рискнуть.

— Ваше величество, — сказал он. — Одна из моих служанок только что была у входа в шахту, и у нее могут быть более свежие новости. Когда взорвался газ, в шахте был ее брат. Не желаете ли задать ей несколько вопросов?

— Да, конечно! — воскликнул король. — Приведите ее.

Через несколько секунд вошла Этель Уильямс. Ее одежда была в угольной пыли, но умыться она успела. Она сделала реверанс, и король сказал:

— Каковы новости?

— С вашего позволения, ваше величество, на участке «Карнейшн» пятерых шахтеров отрезало завалом. Спасатели пробиваются к ним, но огонь еще не потушили.

Фиц заметил, что король слушает девушку совсем не так, как слушал Персиваля Джонса. На него король едва смотрел и безостановочно постукивал пальцем по ручке кресла; слушая Этель, король смотрел ей в лицо, казалось, она его интересует намного больше. Он мягко спросил:

— А что говорит ваш брат?

— От взрыва гремучего газа загорелась угольная пыль, вот отчего случился пожар. Многие шахтеры оказались в огненной ловушке, несколько человек погибли от угарного газа. Мой брат и другие не могли их спасти, потому что у них не было дыхательных аппаратов.

— Это не так, — сказал Джонс.

— Думаю, что так, — возразил Гас Дьюар. — Я поговорил кое с кем из только что поднятых шахтеров. Они рассказали, что в ящиках с маркировкой «Дыхательные аппараты» пусто. — Видно было, что он едва сдерживает гнев.

— И невозможно было погасить огонь, — сказала Этель Уильямс, — потому что воды на случай пожара было запасено очень мало! — Ее глаза полыхнули яростью, и в этот миг она показалась Фицу столь прелестной, что у него замерло сердце.

— Но там есть пожарная машина! — воскликнул Джонс.

— Угольная вагонетка с водой и ручная помпа, — снова вступил в разговор Гас Дьюар.

— По закону шахтеры должны были получить возможность пустить вентиляцию в обратном направлении, — продолжала Этель Уильямс, — но мистер Джонс не поменял оборудование.

— Это было невозможно!.. — возмущенно начал Джонс.

— Подождите, Джонс, — остановил его Фиц, — это же не официальное расследование, просто его величество хочет послушать впечатления людей.

— Именно так, — сказал король. — Но есть один вопрос, в котором вы, Джонс, могли бы дать мне совет.

— Почту за честь…

— Я планировал завтра утром побывать в Эйбрауэне и нескольких окрестных деревнях, а также посетить вас в городской ратуше. Но в данных обстоятельствах эта церемония мне представляется неуместной.

Сэр Алан, сидевший от короля по левую руку, покачал головой и пробормотал:

— Это исключено!

— С другой стороны, — продолжал король, — я не могу уехать, никак не отреагировав на произошедшее. Люди могут назвать нас равнодушными.

Фиц догадался, что у короля и его свиты возникли разногласия: придворные хотели прервать визит, считая это наименее рискованным вариантом, в то время как король чувствовал потребность сделать некий красивый жест.

Наступила тишина; Персиваль Джонс задумался.

— Это трудный вопрос, ваше величество, — сказал он наконец.

— Можно мне предложить? — раздался голос Этель Уильямс.

Пил пришел в ужас.

— Уильямс! Говорить только когда к вам обращаются! — прошипел он.

Фиц был ошарашен такой дерзостью в присутствии короля.

— Уильямс, может быть, позже, — сказал он, стараясь, чтобы голос не выдал его волнения.

Но король улыбнулся. Он смотрел на Этель благосклонно.

— А почему бы нам не выслушать предложение этой юной особы? — сказал он.

Больше ничего и не требовалось. Не дожидаясь более конкретного разрешения, она сказала:

— Вам с королевой нужно посетить вдов. Без торжественного сопровождения, в одной карете с гнедыми лошадьми. Это будет для них таким утешением! Все скажут, что вы — замечательный король!

Фиц подумал, что последняя фраза грубо нарушает этикет.

Сэр Алан взволновался.

— Никогда еще такого не было! — воскликнул он в смятении.

Но короля, казалось, заинтересовала эта идея.

— Посетить вдов… — сказал он задумчиво и повернулся к камердинеру. — Алан, сказать по правде, я думаю, что это великолепно! Быть с моим народом в его скорби. Не надо никаких процессий, пусть будет одна карета. Отличная мысль, Уильямс, — повернулся он к горничной. — Я вас благодарю.

Одной каретой, конечно, не ограничились. В первой ехали король с королевой в сопровождении сэра Алана и фрейлины. Фиц с Би и епископ ехали во второй, замыкали шествие коляски со множеством слуг.

День был ветреный, и бегущих рысцой лошадей всю дорогу от Ти-Гуин хлестал холодный дождь. Этель была в третьем экипаже. Благодаря работе отца, она знала все шахтерские семьи в Эйбрауэне. И она единственная в Ти-Гуине знала имена всех погибших и раненых. Она говорила возницам, куда ехать; подсказывать камердинеру, кто есть кто, тоже было ее задачей. Она сидела, скрестив пальцы на удачу. Идея принадлежала ей, и если что-нибудь пойдет не так, виновата будет она.

Выезжая за большие железные ворота, она вновь удивилась резкому контрасту: внутри все ухожено, полно очарования и красоты. Снаружи — неприглядно. Вдоль дороги тянулись жилища фермеров — крохотные хижины: у крыльца валялись всякая рухлядь и хлам, на задворках плескались в канаве замызганные детишки. Скоро начались ряды длинных шахтерских домов, террасами спускающихся по склону — вид у них был получше, чем у крестьянских, но все равно выглядели они неуклюже и однообразно. Здесь люди носили дешевую одежду, которая быстро изнашивалась и теряла форму, а краска линяла, так что все мужчины были в сером, а женщины — в коричневом. Этель носила теплую шерстяную юбку и