Несколько делегатов-солдат высказались в пользу большевистского переворота, и Григорий приободрился. Но все же он не понимал торжества Ленина. Сейчас Ильич что-то писал в блокноте. Речи следовали одна за другой, а он правил и переписывал. Наконец сунул Григорию в руку два листка.
— Это следует представить съезду для немедленного утверждения, — сказал он.
Это было длинное заявление, полное обычной риторики, но внимание Григория приковала одна фраза: «Съезд принимает решение взять правительственную власть в свои руки».
Именно этого и хотел Григорий.
— Дать это зачитать Троцкому?
— Нет, не Троцкому… — Ленин оглядел сидевших на сцене. — Луначарскому.
Григорий догадался, что, по мнению Ленина, Троцкому славы уже достаточно.
Он отнес заявление Луначарскому, и тот сделал знак председателю. Через несколько минут Каменев предоставил слово Луначарскому, тот встал и зачитал текст Ленина.
Каждое предложение встречали одобрительными возгласами.
Председатель предложил голосовать.
И Григорий наконец понял, почему Ленин был так доволен. Теперь, когда меньшевики и эсеры покинули зал, большевики могли принимать любые решения. Идти на уступки было некому.
Провели голосование. Против были лишь два делегата.
Большевики взяли власть, и теперь их власть узаконена.
Председатель закрыл сессию. Было пять часов утра, четверг, 26 октября (8 ноября). Русская революция победила, и во главе стояли большевики.
Григорий выходил из зала вслед за Иосифом Сталиным, грузинским революционером, и еще одним человеком: тот был в кожаной тужурке и подпоясан пулеметной лентой, как делали многие. Было в нем что-то, отчего словно тревожный звонок раздался в памяти Григория. Когда человек повернулся, чтобы сказать что-то Сталину, Григорий его узнал, и дрожь ужаса и отвращения пробежала по его телу.
Это был Михаил Пинский.
Неужели он тоже участвовал в революции?!
Григорий вдруг вспомнил, что не спал две ночи. Так много всего надо было сделать, что он едва заметил, как кончился один день и начался другой. Бронеавтомобиль был самым неудобным средством передвижения, в каком ему только доводилось ездить, но все равно он заснул, пока его везли домой. Когда Исаак разбудил его, он увидел, что они уже возле его дома. Интересно, подумал он, что знает о произошедшем Катерина? Он понадеялся, что немного: ему хотелось самому рассказать ей о победе революции.
Он вошел в дом и тяжело поднялся по ступеням. Под дверью он увидел полоску света.
— Это я, — сказал он, входя.
Катерина сидела на кровати с крошечным младенцем на руках.
Григория охватил восторг.
— Ребенок родился! — воскликнул он. — Какой красивый!
— Это девочка.
— Девочка!
— Ты обещал, что будешь со мной, — с упреком сказала Катерина.
— Но я же не знал! — Он посмотрел на дитя. — У нее темные волосики, прямо как у меня. Как мы ее назовем?
— Я посылала за тобой…
Григорий вспомнил караульного, который сказал, что его искала какая-то повитуха.
— Бог мой! — с раскаяньем воскликнул Григорий. — Но у меня не было минутки…
— Магда ушла принимать другие роды, — сказала Катерина. — Мне пришлось послать за Ксенией.
— Тебе было очень больно? — забеспокоился Григорий.
— Конечно, мне было очень больно! — отрезала Катерина.
— Прости меня, родная… Но послушай! Свершилась революция! На этот раз настоящая: мы взяли власть! В правительстве теперь будут большевики.
И наклонился ее поцеловать.
— Так я и думала! — сказала она и отвернулась.
Глава двадцать девятая
Вальтер стоял на крыше маленькой средневековой церквушки в деревне Вильфранш-сюр-Уаз, расположенной недалеко от Сен-Кантена. Эти края оказались в тылу германской армии, и какое-то время здесь была рекреационная зона. Французское население, стараясь извлечь из сложившегося положения максимум пользы, продавало завоевателям омлеты и вино, если удавалось его раздобыть. «Какое несчастье эта война!» — говорили они при этом. В результате скромных успехов Антанты местные жители разбежались, половина домов была стерта с лица земли, а линия фронта придвинулась ближе к деревне: теперь здесь происходило переформирование войск.
По узкой дороге через центр колонной по четыре маршировали немецкие солдаты. Их проходили тысячи, за часом час. Вид у них был счастливый, хотя они понимали, что идут на передовую. Их переводили сюда с восточного фронта. Вальтер догадывался, что как бы там ни сложилось дальше, Франция в марте много лучше Польши в феврале.
От этой картины у него становилось легче на душе. Эти войска перебросили сюда после заключения мира между Германией и Россией. Несколько дней назад переговоры в Брест-Литовске завершились подписанием мирного договора. Россия окончательно вышла из войны. Вальтер приложил большие усилия, чтобы это случилось, оказывая поддержку Ленину и большевикам, и добился своего.
Теперь немецкая армия во Франции состояла из 192 дивизий против 129 год назад, почти все пополнение пришло с Восточного фронта. Впервые у них численность была больше, чем у Антанты, у которой, по данным германской разведки, было 173 дивизии. Много раз за эти три с половиной года народу Германии говорили, что победа близка. Но теперь Вальтер полагал, что так оно и есть.
Он не разделял мнения своего отца, что немцы — высшая раса, но, с другой стороны, было бы неплохо, если бы Германии господствовала в Европе. У французов много выдающихся качеств: они умеют готовить, рисовать, понимают в моде и вине. Но вот в искусстве управления они не сильны. Французские чиновники считали себя чем-то вроде знати, и для них было в порядке вещей заставлять людей ожидать часами. Им было бы полезно перенять кое-что у немцев. Как и неорганизованным итальянцам. Но больше всего выиграла бы от этого Восточная Европа. Древняя Российская империя все еще жила в Средневековье: оборванные крестьяне умирали от голода в лачугах, женщин за измену пороли. Немцы дали бы им порядок, справедливость, современные сельскохозяйственные машины. Только что налажено сообщение, как железнодорожное, так и по воздуху, из Вены в Киев и обратно. Как только Германия победит в войне, она создаст сеть маршрутов по всей Европе. И Вальтер с Мод будут растить детей в спокойном, хорошо организованном мире.
Вот только численным перевесом они могут не успеть воспользоваться. В огромных количествах в Европу начали прибывать американцы. Чтобы создать армию, им потребовался почти год, но теперь во Франции сосредоточилось триста тысяч американских солдат, и каждый день на берег высаживались все новые. Германия должна была прямо сейчас завоевать Францию и сбросить Антанту в океан. Сейчас, пока американские войска не изменили баланс сил.
Предстоящую битву назвали Кайзершлахт, Императорская битва. Так или иначе, это наступление должно было стать последним.
Вальтера вновь направили на поле боя. У Германии теперь на счету был каждый человек. Ему дали под начало ударный батальон и провели с ним тактические учения с учетом новых штабных теорий. В его
