восторге от того, что царя свергли, но все равно ей было жаль Би, для которой весь привычный уклад жизни рухнул.
Граут подал знак, и в комнату с испуганным видом вошла служанка. Он указал на разбитую вазу, и та начала собирать осколки.
Чай был подан. На столе стояли чашки, блюдца, чайники, молочник и сливочник, сахарницы. Би яростно смела все это на пол.
— Эти революционеры в конце концов всех перебьют!
Дворецкий опустился на колени и занялся уборкой.
— Ну, не надо себя еще больше расстраивать, — сказала Мод.
Би разрыдалась.
— Бедная царица! А их дети! Что с ними будет?
— Может, тебе стоит ненадолго прилечь? — сказала Мод. — Пойдем, я провожу тебя в спальню.
Она взяла Би под локоть, и та позволила себя увести.
— Это конец всему! — всхлипнула Би.
— Ничего, — сказала Мод. — Может, еще и начало чего-то нового.
Этель и Берни были в Эйбрауэне. У них было что-то вроде медового месяца. Этель с удовольствием показывала Берни места своего детства: вход в шахту, церковь, школу. Она даже по Ти-Гуину его провела (Фица и Би тогда не было), но Жасминовую спальню покалывать не стала.
Они остановились у Гриффитсов, которые снова предложили Этель комнату Томми, и это позволило не беспокоить деда. Они были на кухне с миссис Гриффитс, когда ее муж Лен, атеист и революционер, ворвался в дом, размахивая газетой.
— Русский царь отрекся от престола! — воскликнул он.
Все закричали и захлопали в ладоши. Уже неделю до них доходили известия про беспорядки в Петрограде, и Этель все гадала, чем это кончится.
— И кто теперь у власти? — спросил Берни.
— Временное правительство во главе с князем Львовым, — ответил Лен.
— Значит, для социалистов это не такая уж и победа, — сказал Берни.
— Вообще да.
— Эй, мужчины, не падать духом! — сказала Этель. — Не все сразу. Пойдемте-ка в «Две короны», отметим это. Ллойда я оставлю у миссис Понти.
Женщины надели шляпки и все отправились в паб. Не прошло и часа, как там уже было не протолкнуться. Этель с изумлением увидела, что пришли и ее родители. Миссис Гриффитс тоже их заметила.
— А они-то что тут делают? — сказала она.
Через несколько минут отец Этель потребовал тишины.
— Я знаю, кое-кто не ожидал увидеть меня здесь, но в особых случаях нужно вести себя по- особому! — Он продемонстрировал всем пивную кружку. — Я не изменил своим привычкам, которым следовал всю жизнь, но хозяин любезно согласился налить мне кружку простой водопроводной воды. — Все засмеялись. — Я пришел сюда, чтобы отметить вместе с моими соседями событие, произошедшее в России! — Он поднял кружку. — Выпьем же за революцию!
Все радостно выпили.
— Подумать только! — сказала Этель. — Папа — в «Двух коронах»! Никогда представить себе не могла, что увижу такое!
В Буффало, у Джозефа Вялова, в сверхсовременном доме в стиле прерий, Левка Пешков угощался виски из шкафчика с напитками. Водку он больше не пил. Живя у богатого свекра, он распробовал шотландский виски. Он полюбил пить его так, как пьют американцы, с кубиками льда.
Жить с родителями жены Левке не нравилось. Он бы хотел, чтобы у них с Ольгой был собственный дом. Но Ольга предпочитала жить так, а платил за все ее отец. Так что пока Левка не сколотит солидное состояние, ему отсюда не выбраться.
Джозеф читал газету, Лена шила. Левка, кивнув им, приподнял стакан.
— Да здравствует революция! — напыщенно произнес он.
— Думай, что говоришь, — отозвался Джозеф. — Это плохо скажется на бизнесе.
Вошла Ольга.
— Дорогой, налей мне рюмочку хереса, — сказала она.
Левка сдержал раздражение. Ольге нравилось заставлять его оказывать ей мелкие услуги, и перед родителями он не мог ей в этом отказать. Он налил хереса и подал ей, поклонившись, как официант. Она мило улыбнулась, не заметив издевки.
Он отпил виски, наслаждаясь вкусом напитка.
— Мне так жаль бедную царицу и детей! — сказала миссис Вялова. — Что с ними теперь будет?
— И гадать нечего, наверняка всех поубивают, — сказал Вялов.
— Бедняжки… Что такого царь сделал этим революционерам, чтобы заслужить такую судьбу?
— Это я могу сказать, — произнес Левка. Он знал, что ему лучше помалкивать, но не мог, тем более теперь, чувствуя, как по нему разливается тепло. — Когда мне было одиннадцать, рабочие завода, где работала моя мать, устроили забастовку.
Миссис Вялова недовольно прищелкнула языком. Она не верила в действенность забастовок.
— Полиция собрала детей бастующих. Как же это было страшно!
— А зачем им это понадобилось? — спросил Вялов.
— Они нас выпороли. Розгами. Чтобы преподать урок нашим родителям.
Миссис Вялова побледнела. Она не переносила жестокости по отношению к детям и животным.
— Вот, мама. Вот что царь и его режим сделал, например, мне! — Он позвенел льдом в стакане. — Вот почему я пью за революцию!
— Что ты об этом думаешь, Гас? — спросил президент Вильсон. — Ты здесь единственный, кто бывал в Петрограде. Что теперь будет?
— Не хочу говорить как чиновник Министерства иностранных дел, но возможен любой поворот событий, — сказал Гас.
Президент рассмеялся. Они были в Овальном кабинете, Вильсон сидел за столом, а Гас стоял перед ним.
— Ну давай, — сказал Вильсон, — попробуй угадать. Выйдет Россия из войны или нет? Это самый важный вопрос.
— Ну что ж. Все министры в новом правительстве принадлежат к политическим партиям с грозными названиями, в которых обязательно встречаются слова «революционная» или «социалистическая», но фактически все они — представители среднего класса. И нужна им на самом деле буржуазная революция, которая даст возможность двигать вперед промышленность и торговлю. А народу нужны хлеб, мир и земля: хлеб — заводским рабочим, мир — солдатам, земля — крестьянам. И ни одно из этих требований не соответствует целям таких, как Львов и Керенский. Думаю, правительство Львова будет вводить изменения постепенно. В частности, продолжит войну. Но рабочие будут недовольны.
— И кто в конце концов победит?
Гас вспомнил свою поездку в Санкт-Петербург, вспомнил человека, показывавшего, как изготавливают колеса для железнодорожных составов — в грязном обветшалом литейном цехе на Путиловском заводе. Потом Гас видел этого человека — он дрался с полицейским из-за какой-то девчонки. Имя этого человека не отложилось у него в памяти, но Гас хорошо помнил, как тот выглядел: широкие плечи, сильные руки, на одном пальце не хватает фаланги, но больше всего Гасу запомнились яростные голубые глаза, горевшие бесстрашной решимостью.
— Русский народ, — сказал Гас. — В конце концов победит русский народ.
