— Извините, я сказал, не подумав. Давайте рассмотрим это спокойно.

— Если возможно, мы хотели бы, чтобы вы заявили, что правительство Соединенных Штатов получило копию телеграммы от «Вестерн юнион».

— Вильсон не станет лгать.

— Так добудьте у них копию этой телеграммы, и лгать не придется.

Гас кивнул.

— Наверное, это можно. Что касается второго вопроса — кто мог бы объявить о телеграмме так, чтобы на него не пало подозрение в фальсификации?

— Я полагаю, сам президент.

— Как вариант.

— Но у вас есть идея получше?

— Да, — задумчиво сказал Гас, — пожалуй, есть.

Этель и Берни поженились в доме молитвы «Голгофа». Они не отличались особой религиозностью, а здесь им нравился пастор.

С Фицем Этель не общалась с того самого дня. Его публичное противостояние делу мира живо напомнило ей о его истинной натуре. Он поддерживал все то, что она ненавидела: традиции, консерватизм, эксплуатацию рабочего класса, неправедно нажитое богатство. Она не могла бы любить такого человека, и она стыдилась того, что ее чуть не соблазнил домик в Челси. Она поняла, что действительно родной для нее только Берни.

Этель надела розовое платье и шляпку с цветами, что купил ей Вальтер фон Ульрих, когда она была свидетельницей на их с Мод свадьбе. Никаких девочек-подружек не было, только Милдред и Мод. Из Эйбрауэна на поезде прибыли родители Этель. Билли был на передовой, и новый отпуск ему не дали. Малыша Ллойда одели в наряд пажа, специально пошитый для него Милдред: костюмчик небесно-голубого цвета с медными пуговками и берет.

Берни удивил Этель, познакомив со своей семьей, о существовании которой никто и не слыхал. Его престарелая матушка говорила только на идише и бормотала что-то себе под нос на протяжении всей службы. Она жила у процветающего старшего брата Берни, которого звали Тео и который — как выяснила, пофлиртовав с ним, Милдред, — был владельцем велосипедной фабрики в Бирмингеме.

После церемонии бракосочетания устроили чай с пирогами. Крепких напитков, к удовольствию отца и мамы Этель, не было, а курить выходили на улицу. Мама, поцеловав Этель, сказала:

— Ну что же, я рада, что ты наконец устроена.

Этель подумала, как много означает эта фраза. «Поздравляю, хоть ты и падшая женщина с внебрачным ребенком, отца которого никто не знает, и выходишь замуж за еврея, и живешь в Лондоне, который не лучше Содома и Гоморры», — вот что это значило. Но Этель приняла и такое поздравление, и зареклась когда-либо сказать что-то подобное собственному ребенку.

У ее родителей были билеты туда и обратно, так дешевле, и они заторопились на поезд. Когда большинство гостей разошлись, оставшиеся перешли в паб «Гусь и пес» пропустить стаканчик-другой.

Пришло время укладывать Ллойда, и Этель с Берни пошли домой. Еще с утра Берни погрузил на ручную тележку свои скромные пожитки и книги и переехал со съемной квартиры к Этель.

Чтобы провести первую ночь вдвоем, Ллойда уложили наверху с детьми Милдред, что сам он воспринял как невероятное счастье. А Этель и Берни, выпив на кухне по чашечке какао, отправились спать.

На Этель была новая сорочка. Берни надел свежую пижаму. Когда он лег в постель рядом с ней, его прошиб нервный пот. Этель погладила его по щеке.

— Хоть я и распутная женщина, но опыта у меня немного, — сказала она. — Только с первым мужем, и всего несколько недель, пока он не уехал. — Она решила никогда не говорить Берни про Фица. Правду знали только Билли и юрист Фица Альберт Солман.

— У тебя с опытом получше, чем у меня, — сказал Берни, но она почувствовала, что он немного расслабился. — У меня это было всего несколько раз.

— А как их звали?

— Ну какая тебе разница.

— Есть разница, — улыбнулась она. — Сколько у тебя было женщин? Шесть? Десять? Двадцать?

— Ну что ты! Три. Первую звали Рэчел Райт, еще в школе. Она сказала, что мы теперь должны пожениться, и я ей поверил. Я тогда очень разволновался.

Этель хихикнула.

— А что было дальше?

— А на следующей неделе она сделала то же самое с Мики Армстронгом, а меня оставила в покое.

— Тебе с ней было хорошо?

— Наверное. Мне было всего шестнадцать. Главное, чего я тогда хотел, — иметь право сказать, что я это сделал.

Она тихонько поцеловала его и сказала:

— А кто потом?

— Кэрол Макалистер. Она жила по соседству. Я платил ей по шиллингу за раз. С ней это всегда было довольно быстро: я думаю, она знала, что говорить и делать, чтобы поскорее закончить. Самой ей нужны были только деньги.

Этель нахмурилась, но тут же вспомнила домик в Челси. Она ведь и сама раздумывала, не стать ли ей такой же, как Кэрол Макалистер. Ей стало неловко, и она спросила:

— А третья?

— Она была старше меня. Я снимал у нее комнату. Однажды, когда ее муж был в отъезде, она легла со мной.

— А с ней тебе было хорошо?

— Очень. Для меня это было счастливое время.

— А что же случилось?

— У мужа появились подозрения, и мне пришлось съехать.

— А потом?

— А потом я встретил тебя, и остальные женщины стали мне неинтересны.

Они начали целоваться. Скоро он поднял подол ее сорочки и осторожно лег сверху. Он был нежен, очень боялся причинить ей боль, но вошел легко. Она почувствовала к нему такую нежность — за то, что он добрый и умный, что так предан ей и ее ребенку. Она крепко обняла его и подалась к нему всем телом. И его оргазм тоже не заставил себя долго ждать. Потом оба легли на спину и, счастливые, заснули.

Гас Дьюар заметил, что женская мода изменилась. Теперь длина платья позволяла видеть лодыжки. Десять лет назад, если удавалось мельком заметить женскую ножку, это возбуждало; сейчас это было в порядке вещей. Может, раньше женщины скрывали свое тело, чтобы не избегать страсти, а разжигать ее?

Роза Хеллмэн была в темно-красном пальто, ниспадавшем на спине от кокетки складками, по последней моде. Оно было отделано черным мехом, что в феврале в Вашингтоне, должно быть, смотрелось очень уместно, подумал Гас. Серая шляпка, маленькая и круглая, с красной лентой и пером, — не очень практичная, но когда американки носили шляпки, разработанные модельерами по соображениям практичности?

— Благодарю за приглашение, это честь для меня, — сказала она, и он не понял, говорит она серьезно или смеется. — Вы, кажется, только что вернулись из Европы?

Они сидели в обеденном зале отеля Бильярд, в двух кварталах к востоку от Белого дома. Гас пригласил ее на ланч с особой целью.

— У меня есть для вас материал, — сказал он, когда они сделали заказ.

— Да? Отлично! Попробую угадать. Неужели президент разводится с Эдит и женится на Мэри Пек?