для производства у него уже в самый раз подошел. Как гладко все складывалось!
А что! Лейб-гвардии прапорщик Двоехоров! Славно звучит! «Кто это шагает, маменька, к нам в дом?» – «А это, душенька моя Лизанька, лейб-гвардии прапорщик Христофор Христофорович Двоехоров…» Звучит!
Что ж, за лейб-гвардии прапорщика, замечтался он, и дочь выдать не зазорно. И именьице за ней дать в приданое душ эдак на семьсот. С таким супругом и на любой ассамблее появиться не в стыд, когда он в золотых обер-офицерских эполетах…
«Ах, маменька, всего только прапорщик?.. А я-то думала…» – «Да ты погоди, погоди, душенька! Посмотри, каков собой! Такому лишь дай срок! Фортуна у него на лице написана! Сегодня он прапорщик, а завтра…»
«…а завтра – в янералы, — отчего-то голосом карги мысленно продолжал за Лизанькину матушку, за графиню Полину Андреевну, еще даже и не прапорщик Двоехоров. — Точно, в янералы, когды у его, у соколика, вона какая звездочка на ладошке…»
Двоехоров как раз проходил в эту минуту под фонарем и снова приостановился – поглядеть свою ладонь.
Была, была звезда, никуда не подевалась! Как раз меж двух линий – жизни и судьбы – вот она! Махонькая – да, коли внимательно посмотреть, увидеть вполне можно.
Так что – отчего бы с годами и не в «янералы», когда и в жизни, и на ладони такая фортуна тебе?!
…«А то и хвельд…»
Но тут уж капрал перекрестился от греха, ибо даже в фантазиях надобно знать меру.
С такими вот мыслями, в которых он как-то разом был и лейб-гвардии прапорщиком, и «янералом», и к тому же Лизанькиным супругом с имением на семьсот душ, не чувствуя более жжения в раненой ляжке, Двоехоров быстрее устремился к караульным помещениям, словно фортуна поджидала его именно там.
Глава VII
— безусловно, это был сам великий князь – красивый молодой человек с голубой Андреевской лентой через плечо, вышедший навстречу к фон Штраубе.
— Рад вас видеть, рыцарь, — сказал он. — Его величество, мой августейший отец, нынче утром сообщил мне, что среди мальтийцев один достаточно молод, имея в виду, конечно, вас. А поскольку рыцарский дух именно в молодых сердцах занимает меня более всего, я решил свести с вами знакомство… Однако же, — добавил престолонаследник, — я вас ожидал несколько ранее. Неужели посланный вестовой оказался так нерасторопен?
— О нет, — распрямившись после глубокого поклона (а наследник между тем уже сидел в атласном кресле), ответил фон Штраубе, — вестовой Двоехоров оказался как раз вполне достаточно умел и расторопен, чтобы спасти меня от верной смерти.
— От смерти?! — непритворно изумился великий князь. — Вы сказали – от смерти?!
— Да, ваше высочество, — подтвердил барон. — Не доезжая дворца, на нас было совершено нападение.
— Боже мой! — воскликнул наследник престола. — А я увидел кровь у вас на щеке и отнес это на счет неумелости вашего брадобрея!
Раны на щеке фон Штраубе даже не заметил во время недавней стычки – видимо, была неглубока. Он отер щеку платком и сказал:
— Увы, ваше высочество, то была не бритва, а офицерская шпага.
— Офицерская?! — вскричал великий князь, даже в волнении с кресла привстал. — Так на вас осмелились напасть российские офицеры?! Извольте рассказать подробнее, как обстояло дело.
Фон Штраубе поведал престолонаследнику обо всем как можно более подробно. Умолчал только о подмоге со стороны слепца, желая оставить побольше воинской славы капралу Двоехорову, отец же Иероним ни в какой мирской славе не нуждался. Умолчал также о том, что это покушение на него было уже не первое за сегодня, — почему-то решил, что так оно будет лучше – до поры умолчать.
Великий князь слушал его взволнованно.
— Так вы говорите, их было восьмеро? — спросил он, выслушав барона до конца. — Как же вам удалось отбиться?
— Благодаря моему мечу, а еще больше – искусной шпаге капрала Двоехорова.
— И скольких, говорите, вы убили?
— Троих… Даже четверых, ибо вместе с лжекучером их было девятеро.
— Недурно, недурно… — проговорил Александр. — Двоехорова мы, конечно, поощрим за умение и храбрость… Однако – вы уверены, что это были именно офицеры? Отбиться от восьмерых обученных искусству фехтования офицеров да еще при этом убить троих – дело нелегкое… Быть может, это были просто разбойники, переодетые в офицерское платье? — с надеждой в голосе спросил он.
— Я бы тоже именно так подумал, ваше высочество, — сказал фон Штраубе, — если бы одного из них капралу Двоехорову не удалось опознать.
— И кто же это был? — довольно резко спросил наследник престола.
— Как я расслышал, — ответил барон, — это был некий подпоручик князь Озерский.
Александр несколько побледнел.
— Боже! Князь Озерский! Да, я знаю его!.. Всегда был уверен, что доблестный офицер… Однако это его нисколь не обеляет, и я приму меры немедля. — С этими словами престолонаследник дернул колокольчик, и в дверях мигом появился уже знакомый штабс-капитан. — Немедленно доставить сюда подпоручика Озерского, — приказал Александр. — Поместить до поры в арестантской. Да в кандалах, в кандалах!
Штабс-капитан уже было развернулся, спеша выполнять приказ великого князя, но тут же приостановился, услыхав слова фон Штраубе.
— Боюсь, ваше высочество, — сказал барон, — его сейчас никто не сможет отыскать. Он знает, что опознан, и наверняка где-то затаился.
— Да, да, пожалуй, — согласился с ним Александр. — Но все равно навеки небось не спрячется. Уверяю вас, барон, мы его все равно отыщем. Может быть, не сегодня, не завтра, но найдем непременно! Сами! Вы поняли меня, штабс-капитан? Обойдемся без Тайной экспедиции.
Тот поклонился в знак понимания.
— Там был еще один, — сказал фон Штраубе, — который хотя и не опознан, однако помечен.
— И каким же образом?
— Храбрый капрал Двоехоров…
— Да, да, уже наслышан от вас об этом капрале, — нетерпеливо перебил его наследник. — Штабс- капитан, позаботьтесь о представлении капрала к новому чину… Так что за метина? — тут же опять перевел он взгляд на фон Штраубе.
— Оный капрал во время схватки отрубил ему два пальца шпагой.
Отчего-то тень неудовольства пробежала по красивому лицу великого князя, однако, снова обращаясь к штабс-капитану, он сказал:
— Стало быть, ищите также и офицера, недавно лишившегося двух пальцев. Но опять же (вы меня поняли?) — по-тихому… Ступайте, штабс-капитан. — И когда тот удалился, сказал фон Штраубе: – Поверьте, мне до крайности досадно, барон. Чтобы такое – в нашей богопослушной стране!.. Уверен, что подобное более не повторится. Забудьте, барон, об этом происшествии, как о страшном сне.
— Да, ваше высочество… — Фон Штраубе склонил голову, хотя, учитывая, что покушение было не
