полномочия.

– Я уже с ними общался, – кивнул Мокрушин. – Мне их старший…

– Без фамилий!

– Что, даже здесь?! – Рейндж покосился на друга. – Ну вы даете… Они ведь приезжали сюда несколько раз! И в этой самой комнате снимали с меня показания.

– Есть нюансы, о которых мы прежде не знали, – Бушмин перешел на шепоток. – В этой истории, Рейндж, пованивает…

– В смысле?

– Я говорю о возможном предательстве. – Кондор придвинулся еще ближе и зашептал уже практически на ухо своему давнему приятелю. – Есть сведения, что где-то у нас завелся «крот»! Причем этот сучара, как мы предполагаем, имеет доступ к самой секретной инфе! То ли из тех, кто сидит на документообороте с «грифами», то ли кадровик на высокой должности, имеющий самый крутой допуск!.. Данных по «кроту» пока недостаточно, но все указывает на то, что «засланный казачок» успел слить часть инфы по событиям «восемь-восемь-восемь!». Эту тему сейчас активно разрабатывают, контрразведка работает по этому «казачку»! Вот так-то! Поэтому и шифруемся, как только можем! И тебя именно по этой причине держат не на нашем объекте, а у коллег, у которых по части «протечек» в последние годы таких вот проколов еще не было!.. Но кричать громко о некоторых вещах не стоит даже в этих надежных стенах.

Мокрушин тихо присвистнул.

– Вон оно что… Знаешь, я все равно не врубаюсь. Объясни, если можешь. Вот то, что случилось в «Силэнде»… Кстати, версия для широкой публики осталась прежней?

– Да, взрыв газового баллона в подсобке кафе. Про то, что там пыталась подорваться смертница, конечно, ходят слухи…

– Кто-то из посетителей разоткровенничался с журналюгами?

– Да, именно так. Свидетелей-то было несколько десятков человек, каждому рот не заткнешь. Но наши коллеги с Лубянки поработали с прессой, успели провести упреждающие беседы. Так что ненужной огласки, по большому счету, удалось избежать. Ну и главное: ни про тебя, ни про твою… хм… спутницу нигде не было сказано ни словечка. За этим проследили особо! Тут уже Юрьич нажал, как следует.

– Вот поэтому-то я и не врубаюсь! – Мокрушин почесал в затылке. – Какого лешего наша с тобой контора лезет в суверенные владения наших лубянских коллег! Что-то здесь не клеится, Андрюха… Логика хромает!

– Наш отдел, в котором служишь, напомню, вдруг забыл, был создан в том числе в интересах координации НАКа[22] и нашего ведомства. И тема «антитеррора» для нас по-прежнему числится в приоритетах. А в некоторых вопросах мы вообще действуем сообща.

– Но ведут-то эту тему наши коллеги из Управления «А» и других подразделений Лубянки! С чего это вдруг вы… мы… вторглись на их поляну?

– У тебя особый статус.

– Ай, брось… Я уже списанный материал. Меня теперь по-любому спровадят в резерв. А то и по- инвалидности комиссуют. Ну и чего возиться с такой «некондицией», как я?

– Как любит говорить наш общий шеф: «Маска идиота, товарищ, вам не к лицу!» – Андрей усмехнулся уголками губ. – И еще одно его же выражение процитирую по случаю: «Если где-то лежит куча дерьма, вы, товарищ, обязательно в нее вляпаетесь!» А мы, друг, крепко вляпались… Про Аладина ты уже слышал?

Рейндж удивленно приподнял правую бровь. «Аладин» – это псевдоним Алексея Супруна, их старшего коллеги. Фирма «Астрея-М», в которой он занимал руководящий пост, является лишь одной из подобных бизнес-структур, созданных в интересах ГРУ и СВР. С Супруном Мокрушин был не просто знаком, но и одно время числился в штате сотрудников этой фирмы. И даже раза три или четыре сопровождал Алексея Валентиновича в его поездках в Сирию и Турцию.

– Аладин? Ты знаешь, я его довольно давно не видел. Он приезжал ко мне в Бурденко. Это было где-то в конце августа, с меня еще гипс не сняли. А что? Случилось чего? Я ж, Андрюха, совершенно отстал от жизни! – Рейндж вытащил сигарету, предложил другу, но тот отказался. – Ладно, потом покурим на воздухе… Я тоже здесь не дымлю… Ну? Так что стряслось? Или это секретная инфа?

– Аладин погиб, – свистящим шепотом сказал Бушмин. – И погиб он, дружище, при очень странных обстоятельствах!

– Где? Когда?

– В Стамбуле, пятого ноября.

– Пятого? В Стамбуле? Погоди, погоди… – Рейндж наморщил лоб. – Там вроде теракт был? Я в «ящике» видел… по новостям! Мне ж, млин, перекрыт весь доступ к оперативной инфе! Ты, Андрюха, первый, кто со мной в последнее время общается по-человески! Я же, считай, месяца полтора или даже два… типа не в себе был! Вот что значит старый проверенный друг! А то некоторые меня уже за городского сумасшедшего числят!

– Не драматизируй. Просто тебе надо было подлечиться, и баста. А доступ тебе был перекрыт, чтобы не нарушать установленных медиками правил и ограничений! И я с тобой сейчас говорю столь откровенно только потому, что получил на то санкцию от руководства! А во-вторых, врач, которая тебя наблюдала, сняла все запреты касательно общения с тобой по широкому кругу наших профессиональных вопросов.

– Так я того… нормальный, что ли? «Профпригоден» и все такое?

– Хотя ты периодически задаешь идиотские вопросы, в целом ты все же не производишь впечатление безнадежного кретина. Лично я не нахожу в тебе особых перемен. Ну что, теперь тебе полегчало?

– Спасибо, Андрюха. А то, кроме как от тебя, ни из кого и слова правды не вытащишь.

Мокрушина подмывало спросить о ВС, узнать, давно ли ее видел Андрей и что эта особа рассказала Шувалову (возможно, Кондор и об этом знает) о своем «психбольном», каков ее окончательный вердикт. Но он решил, что спросит об этом позже, потому что есть более важные темы для разговора. Мокрушин понял, что Андрюха неспроста завел речь о гибели Супруна. И что все это – и стамбульский теракт, и недавнее ЧП в фиш-кафе как-то связаны между собой. Что они звенья в цепи каких-то драматических событий, к которым и он сам, по-видимому, имеет самое непосредственное отношение.

– Можешь рассказать, при каких обстоятельствах погиб Аладин?

– Не только могу, но и обязан, – серьезно сказал Бушмин. – Официальная версия турецких властей такова: теракт был организован курдскими сепаратистами. По нашему твердому убеждению, это лишь отмазка. Но о стамбульском взрыве чуть позже. Сейчас скажу самое важное, дружище. Юрьич поручил мне ввести тебя в курс наших дел… Да, да, Рейндж, ты опять в деле. Хотя лично я, признаюсь, этому не очень рад… Все ж тебе не помешало бы еще какой месяцок отдохнуть!

Мокрушин по просьбе товарища – и для проверки – поочередно открыл несколько видеороликов. Убедившись, что Рейндж еще не потерял навыков работы с запароленными электронными файлами, Бушмин вытащил дискету и вставил другую. Он также достал из кармашка кейса микронаушники, но подсоединить их не успел – у него запиликала служебная мобила.

– Да, на объекте… Сейчас как раз с ним беседую… Что?! – Бушмин весь вдруг подобрался, потом легким, гибким движением поднялся из кресла. – Он сам, говорите, прозвонил?!

Мокрушин понял, что случилось что-то неординарное.

– Когда? – переспросил Андрей у звонившего. – Так… Есть жертвы?.. Ну а с ним-то самим как?.. Понимаю, что раз звонит, то жив… Да. Понято… Так точно, немедленно выезжаю!

Бушмин закрыл трубку, сунул ее в карман, негромко, но с выражением матюгнулся.

– Стряслось чего, Андрюха?!

– Теракт во Владикавказе. – Бушмин закрыл ноутбук, спрятал его обратно в кейс. – Рвануло на остановке… Возле «Дружбы»!

– Это где рынки?

– Да, где-то в том районе! И знаешь, кто звонил?.. – Бушмин на мгновение задумался. – Алан[23] объявился! Да, да, он самый, наш хороший знакомый!

– Жора? – Мокрушин сразу же догадался, о ком говорит приятель. – А он что, в Москву так и не переехал?

– Нет, решил остаться у себя на родине. Где-то с месяц назад выписался из госпиталя…. Юрьич только что лично с ним говорил! Алан прозвонил на контактный и его, как я понимаю, сразу соединили! Юрьич