аспектах. Эльзасу никогда не отречься от своих немецких корней, точно так же, как в Ницце можно заметить присутствие Италии в далёком прошлом. Архитектурный стиль и градообразование показывают общие культурные корни народов, населяющих Северо-Европейскую низменность — от Брюгге до Таллина (в старину Ревеля).
Швейцария — прекрасный пример того, как различные идентичности могут сохраняться в непосредственной близости тысячу лет: в кантоне Валлис (Вале), где восток говорит по-немецки, а запад по-французски, языковая граница за последнее тысячелетие смещалась туда и обратно лишь незначительно: если резиденция епископа находилась в Бриге, то она смещалась на запад, если же в Сьоне (Зиттен), то — на восток. Город на полдороге между Сьоном и Бригом назывался то Сиерром, то Сидерсом.
Миграция через границы существовала во все времена. Мои предки по отцу странствовали через Лион в Женеву и затем через Базель в Германию, где они в итоге стали вестфальцами. Мои предки со стороны матери в 1920 г., будучи померанскими землевладельцами, вдруг оказались в польском коридоре, став так называемыми «фольксдойче» — немцами, проживающими за пределами Германии, и то, что от них осталось, очутилось в 1945 г. в Вестфалии. Возможно, их дальние предки в XII в. пустились в путь именно оттуда.
Миграция может и должна быть и в будущем. Мобильные, энергичные и дельные люди должны в любое время иметь возможность отправиться в путь и зарабатывать себе на хлеб там, где им понравится, — при условии, что они встроятся в культуру принявшей их страны и станут, в конце концов, её частью, если осядут надолго. Хорошо образованные специалисты и эксперты, которые приедут не ради немецких социальных пособий, Германии нужны всегда, будь они хоть из Турции, хоть из Египта. Однако их мало везде, как показывает относительная неудача немецкой грин-карты [73]. Мы рады каждому, кто приедет и останется. Но основную часть специалистов, мастеров и потенциальных нобелевских лауреатов, которые должны формировать Германию и обеспечивать её будущее через 50 или 100 лет, мы должны родить сами, а затем вырастить и обучить. Если мы и впредь будем действовать так, как в последние 40 лет, то наше население не только демографически сократится, но и интеллектуально захиреет.
Дальнейшая массовая иммиграция малограмотных и малокультурных групп из стран Африки, Ближнего и Среднего Востока не решит никаких проблем, но создаст множество новых. Многие не хотят даже слышать об этом. Но если мы и дальше оставим всё как есть, то каждое следующее поколение немцев будет на треть меньше предыдущего, причём образованные слои будут сокращаться особенно сильно. То, чего нам не хватает, мы уже частично восполняем анатолийскими крестьянами, палестинскими беженцами и различными поколениями мигрантов из зоны Сахеля.
Германия не погибнет внезапно и скоропостижно. Она будет тихо угасать вместе с немцами и демографически обусловленным истощением их интеллектуального потенциала. Немецкое в Германии всё больше иссякает, а интеллектуальный потенциал исчезает быстрее всего. Кто через 100 лет ещё будет знать «Ночную песнь странника»? Школьники, изучающие Коран в медресе при мечети, уж точно этого знать не будут.
С будущим Германии может случиться то же, что и с трагическим героем в фильме Джека Арнольда «The incredible Shrinking Man»[74]. Он правит парусником. Над ним проплывает облако. Его жена выходит из каюты на палубу, и тут он начинает незаметно сокращаться, пока наконец не становится микроскопичным настолько, что исчезает из мира.
Даже если немцев больше не будет, Северо-Германская низменность не опустеет. Люди всегда будут жить в Центральной Европе. Климат приятный, географическое положение даёт много преимуществ, а унаследованная инфраструктура хорошо развита. Вот только немецкие островки в том объединении областей, которое сохранит название «Германия», будут всё сокращаться, если не произойдёт каких-то радикальных перемен. Эти времена не так уж далеки от нас, наши внуки и правнуки их застанут. Немецкий язык может исчезнуть из Центральной Европы, как греческий исчез когда-то из Малой Азии. Только случится это быстрее и, вероятно, без кровопролития. Мы, немцы, не будем изгнаны со своей земли, мы просто потихоньку самоустранимся из истории в полном соответствии с закономерностями таблицы смертности Федеральной службы статистики.
Не так уж это и долго — 100 лет. Большинство людей имеет представление о 50 годах до своего рождения по рассказам родителей и дедов. Их внуки, в свою очередь, переживут их на 60 лет, поэтому каждый «плавает» во временном окне размером в 200 лет, которое касается его лично.
Переместимся на 100 лет назад, в 1910 г. Тогда немецкий рейх с его 65 млн жителей тоже был довольно большой страной даже в мировом масштабе после Китая, России, колонии британской короны — Индии, США, а с его рождаемостью в 1,4 млн человек в год ещё и очень молодой. Немецкий язык был lingua franca[75] в Центральной, Восточной и Северной Европе. Свыше половины мировой научной литературы выходило в свет на немецком языке. О будущих катастрофах Первой и Второй мировых войн ещё никто и не догадывался. Адольф Гитлер, которому в то время был 21 год, перебивался в Вене случайными заработками, 40-летний Ленин ковал планы государственного переворота за столиками женевских кафе, а 31-летний Иосиф Сталин соблазнял женщин в сибирской ссылке в Сольвычегодске. Стоило произойти минимальным историческим случайностям — промахнулся бы террорист в Сараево, подвернулся бы под разрыв гранаты пехотный связной Гитлер, а немецкий Генеральный штаб не переправил бы Ленина в Россию в запломбированном вагоне, — и были бы предотвращены многие катастрофы ХХ в. Может, на их месте были бы другие катастрофы, этого мы не знаем. В таком случае не было ли в те времена бессмысленным занятием задумываться о будущем? Не бессмысленно ли это и сегодня? Разумеется, нет. Все заложенные в те времена и обозримые технологические тренды действуют и поныне. Но такие переломные события, как войны и катастрофы, предвидеть нельзя.
В 1910 г. были электрифицированы крупные европейские города, проложена канализация, и проточная вода появилась в каждом доме. В Берлине и ещё кое-где появились подземка и электрический трамвай. Каждая фирма и все состоятельные частные домохозяйства были оборудованы телефонной связью. В небе показались первые самолёты, а против головной боли принимали аспирин. Было изобретено кино, которое привлекло массового зрителя. В большой политике ещё действовал император. В 1907 г. Австро - Венгрия аннексировала Боснию и Герцеговину и тем самым восстановила против себя Сербию. В 1911–1912 гг. Балканская война привела к окончательному изгнанию из Европы Османской империи, если не считать маленького плацдарма.
Времена столетней давности и близки, и вместе с тем далеки, но то же самое можно сказать и о будущем, которое наступит через 100 лет. Многое будет непрерывно развиваться в это столетие, что-то изменится путём резкого переворота: никто 100 лет назад не смог бы предсказать, что коммунизм просуществует 70 лет, но никто не возьмётся и утверждать, что он не возникнет 70 лет спустя. Человек, который интересуется своим происхождением и судьбой своих потомков, живёт в отрезке мировой истории, который, в зависимости от личного возраста, простирается в будущее на 80—150 лет. Приблизительно таков горизонт его интереса к будущему. Сегодня нашу обеспокоенность вызывает климат. Мейнстрим климатических прогнозов исходит из того, что температура в Центральной Европе в ближайшие 100 лет вырастет на 2–4 градуса. Уровень Северного моря к тому времени поднимется на 10–12 сантиметров, а жизнь в Центральной Европе в климатическом отношении станет благоприятнее. Правда, часть средств, сэкономленных на отоплении, придётся вложить в строительство дамб.
Конечно, невозможно составлять серьёзные научные прогнозы относительно Германии на 100 лет вперёд. Мы не знаем, какие войны грядут. Мы не знаем, как изменят мир ещё не сделанные открытия и изобретения. Однако о естественном развитии населения мы можем судить вполне уверенно, если примем в качестве допущения, что нетто-коэффициент воспроизводства останется таким, каков он вот уже 40 лет. Но и нетто-коэффициент воспроизводства до известной степени политически зависимый показатель, как, например, миграция и интеграция.
Если посмотреть на ужасные ошибки, глупости и упущения европейской политики за последние 100 лет, то можно сделать следующий вывод: политика играет существенную роль, и политические решения могут изменить мир как к лучшему, так и к худшему. Судьба и условия жизни наших детей, внуков и правнуков находится в наших руках в гораздо большей степени, чем мы думаем. Но мы можем и
