своего происхождения. Если что-нибудь перепадает дополнительно за счёт нелегальной работы — тем лучше.
Абстрактные познания исследователя подкрепляются опытом на местах: Астрид-Сабине Буссе, директор полнодневной начальной школы в Нойкёльне, где учатся 654 школьника, из которых 80 % — дети мигрантов и 80 % — дети из социально неустойчивых семей, жалуется на чрезвычайно высокий приток арабов:
«Они и в школе остаются среди своих. Здесь уже невозможно интегрироваться. Они занимают какой-нибудь квартал и катаются как сыр в масле. Я же вижу по списку на продовольственные дотации, сколько денег на самом деле в этих семьях, и всё это — социальная помощь; если детей много, то получается 3000–3500 евро. Тут хотели сделать передачу о малодетности в среде мигрантов. Я сказала, это не про нас, ведь я не могла предъявить им бедных работающих людей; кухонные работницы нашей школьной столовой получают в час 7 евро брутто, а эти люди не работают, но получают больше. Знаете, сколько социальной помощи каждый месяц выдаётся только родителям моей школы? 400 тыс. евро!»{452}
Система извращена. Ни одна из арабских семей, дети которых посещают начальные школы Нойкёльна, не получила бы в США ни цента. Поэтому они находятся не там, а в Германии. Индийские информатики, напротив, предпочитают ехать в США. По причине щедрых выплат немецкого социального государства мы производим отрицательный отбор иммигрантов. Система трансфертных выплат назначает большие премии за их плодовитость, тем самым притягивая завтрашний мигрантский нижний слой. Хорошее обеспечение, кроме того, способствует тому, что отсутствует всякое давление интеграции. Из арабских мальчиков в этой начальной школе получатся преступные подростки завтрашнего дня, тогда как девочки рано выйдут замуж, родят много детей и за счёт высоких трансфертных выплат обеспечат своей семье доход.
Круговое обеспечение, которое гарантирует немецкое социальное государство, приманивает мусульманских мигрантов и одновременно топит все усилия по интеграции. Редактор газеты Die Zeit Штефания Фламм написала статью о тех мигрантах, которые изо дня в день жарят мясо на гриле в берлинском районе Тиргартен. В конце статьи она пишет: «Внушают тревогу вопросы, на которые наводит мусор, разбросанный там повсюду: как может быть, что Мехмет и Айзу Хенки после более чем двадцати лет жизни в Германии не знают иных мест для мусора, кроме тиргартенских кустов, которые так им приглянулись? Как может быть, что никто в семье Райян не имеет постоянной работы? И что Райян замужем за мужчиной, который диктует ей, как поступать, хотя сам не умеет даже ориентироваться по карте города?»{453}
Поведение, которое мусульманские мигранты могут безнаказанно демонстрировать в немецком социальном государстве, у себя на родине привело бы их к тому, что они бы просто пропали. Прибыв к нам, они были по большей части необразованны и несведущи, но, возможно, были готовы работать. Германия, предоставив им возможность получать поддержку больше, чем они когда-либо могли бы заработать своим трудом, систематически их развращает, хотя делает это и не намеренно.
Хайнц Бушковский рассказывает об одной турецкой парикмахерше, которая вместе со своей парикмахерской перебралась из Нойкёльна на Курфюрстендамм. Среди получателей основного обеспечения в Нойкёльне она уже не могла найти сотрудников, достаточно квалифицированных и вместе с тем готовых работать за плату по тарифу.
Юта Паше повествует о турецкой девушке, которая принимала участие в межзаводском обучении при рабочей благотворительной организации в Хамме. Она цитирует учительницу: «Девушки хотят лишь пересидеть здесь пару лет до замужества и даже не думают о выборе профессии». Охотнее всего они работали бы необученными в гладильной. При посещении Турции девушки узнали, что там среди ровесниц их обучение при рабочей благотворительной организации вообще ни во что не ставится. Один мальчик из 9-го класса обратил внимание на то, что в Турции школьники честолюбивее и больше хотят учиться. В Германию он вернулся с выводом: «В Турции не проживёшь, не работая. А здесь в любом случае будешь сыт»{454}.
Итак, совсем не надо быть социологом, чтобы понять, что именно не в порядке с мусульманскими мигрантами в Германии. Те немногие, кто находит выход и делает карьеру, страдают от низкого престижа своих земляков. Они, скорее всего, уедут, если им представится шанс в странах происхождения. Те же, кто образует негативный отбор, останутся и будут производить на свет детей больше, чем в среднем по стране.
Криста Людвиг, вышедшая на пенсию учительница из Бонна, предполагает: «Очевидно, что школьные власти, министр культов и большая часть политиков боятся требовать от неграмотных слоёв соблюдения существующих законов и предписаний, потому что могут вызвать этим волнение в СМИ и среди общественности. При этом они пренебрегают законами ответственности перед собой, которые, в конце концов, лежат в основе демократии»{455}. В обществе есть потребность в культуре усилия, а мы поощряем и вознаграждаем культуру гамака.
Нихат Зоргес, руководитель Берлинских образовательных мастерских в Кройцберге (BWK), предлагает профессиональную подготовку и обучение для подростков, в основном с миграционной историей, которые после окончания школы оказались неспособны к дальнейшей учёбе либо не нашли место производственного обучения. Зоргес приехал в Германию из Турции в 1972 г. в возрасте 15 лет и изучил немецкий язык, регулярно посещая городскую библиотеку. Теперь он пытается убедить молодых мигрантов в том, что от них самих во многом зависит, достигнут ли они успеха в жизни или нет. «Жалостливый менталитет некоторых турецких организаций — это нехорошо», — говорит он. Отговорка, мол, шансов всё равно нет, порождает упрёк, адресованный многим, что они и не пытались хоть что-то изменить{456}.
Во многих ответах на вопрос, как улучшить интеграцию мусульманских мигрантов, как повысить их участие в наёмном труде и уменьшить зависимость от социальных трансфертов, на первом плане стоит триада: язык, воспитание детей в раннем возрасте и образование. И так будет всегда. Но остаётся открытым вопрос: почему мигрантам из мусульманских стран интеграция даётся настолько труднее, чем другим мигрантским группам. Различные варианты объяснения — культурная матрица, брачное поведение, нижний слой — здесь уже обсуждались. Что бы ни предпринималось против этого, основное условие сводится к следующему: социально-психологический климат принимающего общества должен сообщать мигрантам ясную позицию своих ожиданий. Такие ожидания одновременно являются и лучшей «культурой гостеприимства», выражаясь излюбленным языком представителей мусульманских объединений. С этим в последние десятилетия дело не ладилось. Суть должна быть следующей.
Тем, кто уже здесь и имеет легальный статус пребывания, — добро пожаловать. Но мы ожидаем от вас, что вы выучите язык, будете содержать себя, зарабатывая своим трудом, что у вас будет определённое честолюбие в отношении образования ваших детей, что вы приспособите свои обычаи и обряды к Германии и что со временем станете немцами — если не вы, то, самое позднее, ваши дети. Если вы исповедуете ислам — хорошо. На это у вас есть такое же право и такие же обязанности, как и у немцев, будь они евангелисты, католики или язычники. Но мы не хотим национальных меньшинств. Тот, кто хочет оставаться турком или арабом и желает того же для своих детей, тому будет лучше в стране его происхождения. А тот, кого в первую очередь интересуют блага немецкой социальной системы, того мы и вовсе не хотим у себя видеть.
Представители мусульманских объединений, естественно, понимают нашу «культуру гостеприимства» несколько иначе. Они хотят, чтобы мы жалели мусульманских мигрантов из-за тяжкого бремени их жизни в Германии и чтобы мы чувствовали себя виноватыми, поскольку нам здесь живётся гораздо легче. Нам бы этого не хотелось. Мы желаем для Германии ясной культуры ожидания, в которой интеграция является для мигрантов первейшим долгом. Сторонники «культуры гостеприимства» понимают интеграцию, напротив, как долг, взыскиваемый с принимающей стороны. Для них типично выражение: «Они должны встречать нас там, где мы стоим». Но это абсурд! Никто не «встречал» немцев, итальянцев, поляков, евреев, приезжавших в США, разве что родственники на пирсе в Нью-Йорке или на вокзале в Чикаго.
У нас же получается так, что никто не обязан интегрироваться. Достаточно того, что кто-нибудь заполнит мигранту заявление на основное обеспечение и поможет найти жильё. Интеграция, которая в
