— Иллюзии, — произнесла Сара.
— Вот именно. Вот все, что у нас есть. Нет настоящего дела, нет настоящей работы. К чему стремиться, для чего стараться? Вот я проработал двадцать лет, а закончу книгу — кто ее прочтет? Потратить на нее немного времени — вот все, что от них требуется. Куда там! Зайдите, попросите у меня экземпляр, а если недосуг, я и сам буду рад принести, лишь бы прочли. Никто и не подумает. И стоять ей на полке рядом со всеми прочими книгами. Так какой мне от этого толк? Что ж… я тебе отвечу. Двадцать лет труда, двадцать лет самообмана, двадцать лет умственного здоровья.
— Знаю, — мягко сказала Сара. — Все это мне известно, Джон. Последние три картины…
Он живо повернулся к ней.
— Как, неужели…
Она покачала головой.
— Нет, Джон. Они никому не нужны. Мода не та. Реализм — это старо. Сейчас в чести импрессионизм. Мазня…
— Мы слишком богаты, — сказал Вебстер. — У нас слишком много всего. Мы получили все, все и ничего. Когда человечество перебралось на Юпитер, Землю унаследовали те немногие, которые на ней остались, и оказалось, что наследство для них чересчур велико. Они не могли с ним справиться, не могли осилить. Думали, что обладают им, а вышло наоборот. Над ними возобладало, их подчинило себе, их подавило все то, что им предшествовало.
Она протянула руку, коснулась его руки.
— Бедный Джон.
— От этого не отвертишься, — продолжал он. — Настанет день, когда кому — то из нас придется взглянуть правде в глаза, придется начинать сначала, с первой буквы.
— Я…
— Да, что ты хотела сказать?
— Я ведь пришла проститься.
— Проститься?
— Я выбрала Сон.
Он быстро, испуганно вскочил на ноги.
— Что ты, Сара!
Она рассмеялась, но смех был насильственный.
— Присоединяйся, Джон. Несколько сот лет… Может быть, когда проснемся, все будет иначе.
— Только потому, что никто не берет твоих картин. Только потому…
— По тому самому, о чем ты сам сейчас говорил. Иллюзии, Джо. Я знала, чувствовала, просто не умела до конца осмыслить.
— Но ведь Сон — тоже иллюзия.
— Конечно. Но ты — то об этом не будешь знать. Ты будешь воспринимать его как реальность. Никаких тормозов и никаких страхов, кроме тех, которые запрограммированы. Все очень натурально, Джо, натуральнее, чем в жизни. Я ходила в Храм, мне там все объяснили.
— А потом, когда проснешься?
— Проснешься вполне приспособленным к той жизни, к тем порядкам, которые будут тогда царить. Словно ты родился в той эре. А ведь она может оказаться лучше. Как знать? Вдруг окажется лучше.
— Не окажется, — сурово возразил Джон. — Пока или если никто не примет мер. А народ, который ищет спасения в Сне, уже ни на что не отважится.
Она вся сжалась, и ему вдруг стало совестно.
— Прости меня, Сара. Я ведь не о тебе… Вообще ни о ком в частности. А обо всех нас, вместе взятых.
Хрипло шептались пальмы, шурша жесткими листьями. Блестели на солнце лужицы, оставленные схлынувшей волной.
— Я не стану тебя переубеждать, — добавил Вебстер. — Ты все продумала и знаешь, чего тебе хочется.
— Мне все кажется, — мягко заговорила Сара, — если бы мы не разошлись…
Он сделал нетерпеливый жест.
— Вот тебе еще один пример того, что нами потеряно, что упущено человечеством. Да, многого мы лишились, если вдуматься… Нет у нас ни семейных уз, ни деловой жизни, нет осмысленного труда, нет будущего.
Он повернулся и посмотрел на нее в упор.
— Сара, если ты хочешь вернуться…
Она покачала головой.
— Ничего не получится, Джон. Слишком много лет прошло.
Он кивнул. Что верно, то верно.
Она встала и протянула ему руку.
— Если ты когда — нибудь предпочтешь Сон, найди мой шифр. Я скажу, чтобы оставили место рядом со мной.
— Не думаю, чтобы я захотел, — ответил он.
— Нет так нет. Всего доброго, Джон.
— Постой, Сара. Ты ничего не сказала о нашем сыне. Прежде мы с ним часто встречались, но…
Она звонко рассмеялась.
— Том почти уже взрослый, Джон. И только представь себе, он…
— Я его давно не видел, — снова начал Вебстер.
— Ничего удивительного. Он почти не бывает в городе. Видно, в тебя пошел. Хочет стать каким — то первооткрывателем, что ли, не знаю, как это называется. Это его хобби.
— Ты подразумеваешь какие — нибудь новые исследованиям. Что — нибудь необыкновенное?
— Это точно, необыкновенное, но не исследование. Просто он уходит в лес и живет там сам по себе. Он и несколько его друзей. Мешочек соли, лук со стрелами… Странно, что говорить, но он очень доволен. Уверяет, будто там есть чему поучиться. И вид у него здоровый. Что твой волк: сильный, поджарый, глаза такие яркие…
Она повернулась и пошла к двери.
— Я провожу, — сказал Вебстер.
Она покачала головой.
— Нет, лучше не надо.
— Ты забыла кувшин.
— Возьми его себе, Джон. Там, куда я иду, он мне не понадобится.
Вебстер надел «мыслительный шлем» из пластика и включил пишущую машинку на своем рабочем столе.
«Глава XXVI».
На минуту Вебстер отключился, перебирая в уме данные и намечая план, затем продолжил изложение. Стук литер слился в ровное жужжание:
«Машины продолжали работать, как прежде, под присмотром роботов производя все то, что производили прежде. И роботы, зная, что это их право — право и долг, — продолжали трудиться, делая то, для чего их сконструировали. Машины всё работали, и роботы всё работали, производя материальные
