Но мы наслаждались тем, что она на время заткнулась, и не поинтересовались причиной ее безмолвия. Мы просто отдыхали.

Джимми трудился над поэмой, которая не выходила, а мы с Беном дулись в карты, когда Прелесть вдруг нарушила молчание.

— Добрый вечер, ребята, — сказала она каким — то неуверенным тоном, хотя обычно голос у нее был энергичный и твердый. Помнится, я подумал, что у нее в голосовом устройстве какая — то неисправность.

Джимми с головой погрузился в сочинение стихов, а Бен думал над следующим ходом, и ни один из них не откликнулся.

Я сказал:

— Добрый вечер, Прелесть. Как ты сегодня?

— О, прекрасно, — ответила она немного дрожащим голосом.

— Ну и хорошо, — сказал я, надеясь, что на этом разговор закончится.

— Я только что решила, — сообщила мне Прелесть, — что я люблю вас.

— Это очень любезно с твоей стороны, — поддержал ее я, — и я люблю тебя.

— Но я действительно люблю, — настаивала она. — Я все обдумала. Я люблю вас.

— Кого из нас? — спросил я. — Кто этот счастливчик?

Я посмеивался, но немного смущенно, потому что Прелесть шуток не понимала.

— Всех троих, — сказала Прелесть.

Кажется, я зевнул.

— Неплохая мысль. Так обойдется без ревности.

— Да, — сказала Прелесть. — Я люблю вас и бегу с вами.

Бен вздрогнул и, подняв голову, спросил:

— Куда же это мы бежим?

— Далеко, — ответила она. — Туда, где мы будем одни.

— Господи! — завопил Бен. — Как ты думаешь, неужели она действительно…

Я покачал головой.

— Не думаю. Что — то испортилось, но…

Вскочив, Бен задел стол, и все карты разлетелись по полу.

— Пойду посмотрю, — сказал он.

Джимми оторвался от своего блокнота.

— Что случилось?

— Это все ты со своими стихами! — закричал я и стал ругать его поэзию последними словами.

— Я люблю вас, — сказала Прелесть. — Я полюбила вас навсегда. Я буду заботиться о вас. Вы увидите, как сильно я люблю вас, и когда — нибудь вы полюбите меня…

— Заткнись! — сказал я.

Бек вернулся весь потный.

— Мы сбились с курса, а запасная рубка управления заперта.

— А взломать ее можно?

Бен покачал головой.

— По — моему, Прелесть сделала это нарочно. Если это так, то мы погибли. Мы никогда не вернемся на Землю.

— Прелесть, — строго сказал я.

— Да, милый.

— Прекрати это сейчас же!

— Я люблю вас, — сказала Прелесть.

— Это все Медовый Месяц, — сказал Бен. — Она набралась всяких глупостей на этой проклятой планете.

— На Медовом Месяце, — поддержал я, — и из мерзких стишков, которые пишет Джимми…

— Это не мерзкие стишки, — парировал побагровевший Джимми. — Вот когда меня напечатают…

— Почему бы тебе не писать о войне, или об охоте, или о полете в глубины космоса, или о чем — нибудь большом и благородном вместо всей этой чепухи, вроде: «Я полюбил тебя навеки, лети ко мне, моя радость», — и тому подобного…

— Успокойся, — посоветовал Бен. — Нехорошо все валить на Джимми. Главная причина — это Медовый Месяц, говорю тебе.

— Прелесть, — сказал я, — выкинь из головы эту чепуху. Ты же прекрасно знаешь, что машина не может любить человек. Это просто смешно.

— На Медовом Месяце, — сказала Прелесть, — были разные виды, которые…

— Забудь про Медовый Месяц. Это ненормальность. Можешь исследовать миллиард планет — и ничего подобного не увидишь.

— Я люблю вас, — упрямо повторяла Прелесть, — и мы бежим.

— Где это она слышала про побеги влюбленных? — спросил Бен.

— Этим старьем ее напичкали еще на Земле, — сказал я.

— Нет, не старьем, — запротестовала Прелесть. — Для того чтобы успешно справляться с работой, мне нужны самые разнообразные сведения о внутреннем мире человека.

— Ей читали романы, — сказал Бен. — Вот я поймаю того сопляка, который выбирал для нее романы, и оставлю от него мокрое место.

— Послушай, Прелесть, — взмолился я, — люби себе на здоровье, мы не против. Но не убегай слишком далеко.

— Я не могу рисковать, — сказала Прелесть. — Если я вернусь на Землю, вы меня бросите.

— Если мы не вернемся, нас начнут искать и найдут.

— Совершенно верно, — согласилась Прелесть. — Вот почему, милый, мы и бежим. Мы убежим так далеко, что нас не найдут никогда.

— Даю тебе последнюю возможность хорошенько подумать, сказал я. — Если ты не одумаешься, я радирую на Землю и…

— Вы не можете радировать на Землю, — возразила она. Я демонтировала аппаратуру. И, как догадался Бен, дверь в рубку управления заклинена. Вы ничего не можете поделать. Почему бы вам не отказаться от глупого упрямства и не ответить на мою любовь?

Бен стал собирать карты, ползая по полу на четвереньках. Джимми швырнул блокнот на стол.

— Вот тебе случай отличиться, — сказал я. — Воспользуйся им. Подумай только, какую оду ты мог бы сочинить о нестареющей и вечной любви человека и машины?

— Пошел ты, — сказал Джимми.

— Не надо, ребята, — пожурила нас Прелесть. — Мне не хотелось бы, чтобы вы подрались из — за меня.

У нее был такой тон, будто она уже обладала нами… Впрочем, в некотором роде это так и было. Удрать от Прелести невозможно, и если нам не удастся отговорить ее бежать с нами, то наше дело конченое.

— Мы все не подходим тебе только по одной причине, сказал я ей. — По сравнению с тобой мы проживем недолго. Как бы ты о нас ни заботилась, лет через пятьдесят мы умрем. От старости. И что будет тогда?

— Она будет вдовой, — сказал Бен. — Бедненькой вдовушкой в слезах. И даже детишек не будет, чтобы утешить.

— Я думала об этом, — ответила Прелесть. — Я подумала обо всем. Вам не надо будет умирать.

— Но это же невозможно…

— Для такой великой любви, как моя, нет ничего невозможного. Я не дам вам умереть. Я слишком люблю вас, чтобы дать вам умереть.

Немного погодя мы махнули на нее рукой и пошли спать, а Прелесть выключила свет и спела нам колыбельную.