X

Поликарп шёл через лес к железнодорожным путям и размышлял об ивановом поступке. Он никак не мог уяснить себе мотива для похищения захаровой коровы. Не понимал, зачем она Ваньке в его нынешнем положении беглеца, и, кроме одной совершенно абсурдной идеи, ничего более придумать не смог. Она представляла собой некий замкнутый круг и заключалась в следующем: Иван решил украсть корову и знал, что будет скрываться. Потому и украл: чтобы было, что есть в бегах. Идея была настолько нереальна, что даже вызвала усмешку у Поликарпа, но дальше рассуждать на эту тему он не стал.

В лесу стояла тишина: ветер стих, а голоса птиц доносились откуда-то издалека и довольно редко. Поликарп шёл, и под ногами его хрустели веточки и шелестели осыпавшиеся хвоинки. Эти звуки доставляли ему особое удовольствие и вносили в душу умиротворение. Постепенно он оставил мысли об Иване и стал просто наслаждаться ходьбой по лесу, вдыхая целебный сосново-еловый воздух.

Вдруг справа, в ложбинке за кустами что-то зашуршало и тут же стихло. Поликарп остановился и прислушался. Нет, показалось. Но посмотреть всё-таки стоило. Бородач повернул к кустам и, ещё не дойдя до них, услышал тихий голос:

— Поликарп, это я…

— Ваня?! — удивился Поликарп.

Из-за кустов, опасливо цепляясь за ствол сосны, вышел Иван: в пыльных чёрных спортивных штанах, кедах и рубахе навыпуск. Волосы его были, по-видимому, давно не чёсаны, судя по запутавшимся в них листьям и хвоинкам.

— Поликарп, — «проблеял» Иван, взглянув на него испуганными глазами. — Ты… меня искал?

— Да, — коротко ответил бородач.

— Что, к ментам поведешь?

— Нет, Вань, — успокоил Поликарп. — Поговорить хочу с тобой. Понять, что и как.

— Не сдавай меня, Евграфыч, — дрожащим голосом умолял Иван. — Я в тюрьму не хочу…

— Сказано ж тебе: поговорить надо. Выходи сюда, садись…

Иван немного успокоился, но к Поликарпу не подошёл, а сел там же, где стоял, — у соснового ствола. Бородач хмыкнул и сам подошёл к беглецу. Сел.

— Ну, Ваня, рассказывай.

— Что?

— Как корову у Захара умыкнул, что ж ещё?!

— Я, Поликарп, не виноват, — опустив глаза, ответил Иван. — Не я это. Черти попутали, едрить их!

— Так, Ваня. Ты этих чертей брось. Совсем допёк уже ими. Правду говори. Украл корову — значит, украл. Значит, и виноват ты, а не какие-то там черти.

— Да я украл, я! — вскричал Иван. — Но не по воле по своей: заставили меня! Черти заставили! Говорил я тебе: подбираются они ко мне, подходють, окаянные! Вот и явилися вчера…

— Что, — удивился Поликарп, — прямо так и явились?

— Да. Сижу я, значить, вчера дома. Вдруг вижу: дверь открывается и входють…

— Пил, небось?

— Да так — паллитру всего. Делов-то? Значится, смотрю: мужика два входють. Вроде обычные мужики. Только в чёрном оба, кучерявые такие и с бородами… Чувствую, точно, по мою душеньку явилися… Пригляделся я, а у одного из кудрей рожки виднеются! Ну всё, думаю: черти добралися! И улыбаются оба стоять… Весело им, тудыть твою в корягу! Я — давай крестом их осенять, а им хоть бы хны: стоять, хохочуть… Тут-то я и понял, что конец мой близок. Упал на пол, под кровать было кинулся, да не пролез туды. Я — под стол, а они уж у стола сидять. Я им тоды с полу прям и кричу: «Смилуйтесь, отцы! Оставьте на свете белом жить!». А они и говорять: «Жить хочешь, грешник? Чё ж тебе в жисти надобно?». Мне, значить… Я и говорю: «Жить хочу, жисть видеть». «Пить ты хочешь, собака!». Это они мне, значить, кричать… Говорю: «Грешен я, отцы. Но коль жить буду, брошу энто поганое занятье. Ей богу, брошу!». Они и отвечають: «Ладно. Сослужи службу, тады жить оставим». «Что хотите», — говорю, — «сделаю, только с собой не забирайте». Тут-то они корову захарову и помянули…

— Интересно ты говоришь, Иван, — сказал Поликарп, а сам подумал: «Лечить его надобно. Горячка, видать, белая уже. Как не понял я, когда про звезду свою он толковал. Ведь начало только было. А это уже конец…». — А зачем им корова-то нужна была?

— Почём я знаю? — буркнул Иван. — И спрашивать не стал — жисть дороже.

— Так… И куда ж ты её дел-то, корову?

— Черти сказали в лесок отвесть. Где берёзки. И там к дереву привязать, а они уж потом заберуть.

— Отвёл?

— А то как же? Всё, как велено, сделал: отвёл, привязал и убёг куда дальше…

— Так. Сейчас пойдем, деревце то отыщем — покажешь мне его…

— Не-не, Евграфыч! — замахал руками Иван. — И не проси. Не пойду я туды — боюсь я. Чертей энтих боюсь: вернутся ведь…

— Не вернутся. Это я тебе обещаю.

Иван нахмурился:

— Обмозговать надобно, Поликарп.

— Что тут мозговать? — повысил голос бородач, вставая на ноги. — Аль в тюрьму захотел?

— Не, Евграфыч! Только не туда!.. Хорошо. Идём.

Корову они нашли быстро. Та стояла привязанной к стволу берёзы и мирно щипала траву.

— Вот она родимая! — вскричал Иван радостно. — Не забрали сволочи, едрить их!

— Некому было забирать, — сказал Поликарп. — Почудились тебе черти, Ваня. Да, почудились. Пьёшь ты много…

— Да ну что ты, Поликарп? — начал было Иван.

— Не спорь, — оборвал его бородач. — Лечиться тебе надо. К врачу ехать… Но об этом после. Отвязывай корову и иди домой. Я ж к Захару пойду, верну пропажу.

— А что ж я-то? — испуганно спросил Иван.

— Не бойся — о тебе не скажу Захару. Иди спокойно. Я зайду к тебе после.

Иван отвязал корову и побрёл в село.

— И чтоб не пил мне, — крикнул вдогонку Поликарп.

Поликарп проснулся с рассветом. Сел на кровати, потянулся, затем надел штаны и вышел на крыльцо. На небе не было ни облачка, и восходящее солнце ярко освещало деревенские просторы.

«Жарко сегодня будет», — подумал Поликарп, приглаживая всклокоченную после сна бороду. — «Ну