Он повернулся к пастуху, парню лет пятнадцати, который сидел на корточках неподалеку, с отвисшей челюстью пялясь на пришельцев из другого мира.

– Когда его нашли, ты знаешь?

– Недели две назад, сэр. Я плохо запоминаю время… кажется, два церковных дня назад. Это Уилл Баггот его нашел, сэр, искал отбившегося ягненка и наткнулся на него. Потом, через несколько дней, он сказал сельскому старосте, ну, когда вернулся в Сэмпфорд-Спайни.

– Через несколько дней! – взорвался Джон. – И никакой погони, никто не сообщил шерифу или мне! Эти бездельники приводят меня в полное отчаяние. – Однако не было никакого смысла в том, чтобы кричать на пастуха, который не имел ни малейшего представления о том, что происходит за пределами его маленького мирка.

– Давай разглядим его как следует, Гвин. Похоже, мы опять имеем дело с солдатом.

Они осмотрели плотный кожаный камзол с уплотненными подплечниками и шипованными боками. На трупе до сих пор был надет плотно насаженный круглый шлем, напоминавший котелок из плотной грубой кожи, с широким отворотом, защищающим шею. На ногах – бриджи из крепкого полотна и сапоги с голенищами, достававшими выше лодыжек. Шпоры были на месте.

– Ни перевязи, ни пояса для меча, но петли на бриджах разорваны, – заметил корнуоллец. – Можно не сомневаться, пояс, меч, ножны и кинжал украдены.

Коронер не сводил глаз с сапог убитого.

– Снова восточная работа, поверь мне. Вот этот стежковый узор – это мусульманских рук дело, как и на Хьюберте де Бонвилле. Так что перед нами еще один воин, вернувшийся из Крестового похода.

Гвин поднялся и окинул труп взглядом с головы до ног:

– И все-таки он не джентльмен. Одежда погрубее, не такая дорогая. Думаю, он был чьим-то сквайром или даже наемным солдатом.

Джон, соглашаясь, кивнул головой.

– Весь вопрос в том, как он умер. И почему его труп валяется здесь, в забытом Богом месте? И как долго он тут лежит?

Ответа у Гвина не было. Неожиданно он что-то заметил, опять наклонился над трупом и сунул руку в разрез спереди камзола на покойнике. Он извлек на свет небольшое распятие из какого-то простого металла вроде олова или сплава олова со свинцом, но очень сложного узора и тонкой работы. Тонкая проволока, словно грубая филигрань, оплетала перекрестье распятия. Распятие свисало с шеи на кожаном шнурке, и Гвин попытался снять его, чтобы рассмотреть поближе. Усохшая голова трупа утыкалась подбородком в грудь, и Гвину пришлось приподнять ее, чтобы освободить шнурок.

– Ну-ка, постой! – окликнул его коронер. Взгляни-ка сюда, на шею.

Гвин снял шнурок, но голову трупа не отпустил, обнажая шею. Кожа на шее, защищенная от воздействия сил природы, была белого, чуть зеленоватого цвета. По всей шее, почти от уха до уха, тянулся разрез, из которого виднелись адамово яблоко, рассеченные мышцы и сосуды.

– Для начала перерезанное горло, – мрачно обронил Джон. Существовала прочная связь между всеми теми, кто совершил полное опасностей путешествие в Святую землю, чтобы уничтожить осквернителей Иерусалима, и ему горестно было думать, что двое воинов, переживших все тяготы и лишения путешествия и войны в Палестине, вернулись домой только для того, чтобы оказаться убитыми, словно животные на бойне.

Под взглядом мальчишки-пастуха, наблюдавшего за ними широко раскрытыми глазами, Джон и Гвин принялись раздевать покойника, чтобы осмотреть одежду и тело в, поисках иных следов. На обеих руках и на груди они увидели множество рубцов и шрамов, оставшихся после полученных в боях и заживших ран – привычная картина, потому что и на Гвине, и на самом коронере вражеские копья и мечи оставили напоминания о былых схватках.

Когда коронер и его помощник сдвинули тело, под ним обнаружились пустые ножны, однако некогда находившегося в них кинжала не было. Они перевернули покойника, что не составило труда, поскольку в иссушенном теле не осталось и половины первоначального веса. На коричневой и сморщенной коже спины они увидели нечто, от чего и у коронера, и у его помощника одновременно взлетели вверх брови. Чуть левее позвоночника, сочленения которого проступали сквозь натянутую кожу, находилась рана длиной в дюйм, острая в нижнем конце, тупая и слегка надорванная сверху. Джон некоторое время смотрел на рану, затем повернулся к Гвину.

– Такая же рана, в том же месте, – произнес он.

Они опустили труп на место.

– Немало людей погибает от удара в спину, – решил не торопиться с выводами Гвин. – И клинки у большинства ножей похожи, поэтому и раны одинаковые.

Джон выпрямился и потянулся, разминая затекшую спину.

– Два человека в Дартмуре, оба с левантийским оружием и доспехами, оба погибли от удара ножом в спину с разницей в несколько недель. Не слишком ли много совпадений?

Гвин счел нужным промолчать.

В отличие от де Бонвилля, одежда этого покойника почти не пострадала, хотя внутренняя часть камзола, нижняя туника и сорочка были черными от высохшей крови, обильно лившейся из артерий и вен перерезанного горла. Небольшой порез на спине совпадал с колотой раной, кровь из которой, по всей видимости, почти не шла.

Под кожаным шлемом обнаружился участок проломленного черепа в высохшей крови, хотя сам шлем оказался целым. Светлые волосы покойника были коротко подстрижены.

– Ему нанесли сильный удар каким-то тупым предметом, – таково было мнение Джона. – Достаточно сильным, чтобы он потерял сознание и не сопротивлялся, когда ему перерезали горло… хотя к тому времени, возможно, он уже получил и удар в спину.

– Опять неожиданное трусливое нападение? – предположил Гвин.

Джон пожал поникшими плечами, выражая сомнение.

– Фитцхай, если помнишь, утверждал, что де Бонвилль в Хоунитоне был один. И мы совершенно не знаем, как долго труп провалялся здесь, хотя, без сомнения, этот человек погиб на несколько недель раньше Бонвилля. О какой связи можно говорить в таком случае?

Рыжеусый корнуоллец снова посмотрел на ссохшийся труп.

– Одно могу сказать наверняка – по лицу беднягу никто уже не узнает, это точно. К тому же, если он обзавелся одеждой и доспехами в дальних краях, то даже близкие не смогут его опознать.

– Вот только распятие… По-моему, это корнуолльское олово. – Коронер смотал шнурок и сунул украшение в висящий на поясе кошелек. – Больше, собственно, у нас ничего и нет. Может, кто-то припомнит распятие. Ладно. Собери его одежду, да не забудь прихватить ножны. Хоть в чем-то нам повезло: от этого, по крайней мере, не несет, как от предыдущего.

Пока они возвращались к тому месту, где Томас стерег их лошадей, коронер принялся рассуждать о своих служебных обязанностях:

– Расследование по нему надо провести сегодня, не возвращаться же сюда завтра! – Солнца не было, однако он, подняв голову, посмотрел туда, где облака были прозрачными, и решил, что еще нет и полудня. – Томас, отправляйся прямо сейчас в деревню вместе с пастухами – как она там называется?

– Сэмпфорд-Спайни, если управляющий Норт-Холлом не соврал.

– Пусть они отправят телегу за покойником и отвезут его к церкви. Пусть староста созовет дюжину душ в качестве присяжных, и после короткого дознания мы похороним жалкие останки несчастного, – хотя с теми идиотами, что здесь обитают, это пустая трата времени. Сомневаюсь, что мы услышим от них что- нибудь путное.

Эту ночь коронеру пришлось провести на полу собственного зала в доме на Сент-Мартин-стрит. Он