Вайдкоум в одиночестве, а сэр Джон с Гвином тем временем двинулись на Тейвисток и Питер-Тейви, расположенные почти на самой границе с Корнуоллом.

Самая короткая дорога пролегала через болота, по едва заметному тракту между холмами и голыми скалами пустынного плато. На более высоких склонах то там, то там виднелись небольшие заросли кустарника, но чаще взгляд натыкался на голую траву, вереск и камни.

Большей частью коронер и его охранник ехали, не разговаривая. За годы своего знакомства эти двое проделали вместе тысячи миль, и поскольку каждый был молчуном по натуре, молчание их не тяготило, и они обменивались лишь редкими репликами, касавшимися предстоящего дела. Но тишина при этом не была натянутой: молчание означало, что каждый готов принять сдержанность характера своего товарища. Хотя, по сути, один являлся хозяином, а второй слугой, отношения между ними были товарищескими, даже братскими: Джон определял, что следует делать, а Гвин выполнял намеченное, чаще всего без возражений. Впрочем, иногда корнуоллец отвечал на приказ упрямым взглядом, и Джон понимал, что требовалось обсуждение, чтобы выработать альтернативную стратегию. Если коронер настаивал на принятом решении, Гвин выполнял приказ в точности, однако с таким неодобрительным видом, что Джон обычно начинал сомневаться в своей правоте.

В полдень, под лучами слабого осеннего солнца, они остановились перекусить на поляне, покрытой грубой пожухлой травой и окруженной кустами терновника. Плоский, поросший лишайником камень послужил им столом. Гвин извлек из переметной сумы каменную бутыль грубого сидра, к которой они прикладывались по очереди, и булку черствого хлеба, сделанного из смеси различных злаков. Вклад коронера состоял из глиняного горшка с желтым сливочным маслом и куска вареной ветчины – части провианта, собранного служанкой Мэри, поскольку Матильда, и раньше не особо усердствовавшая при сборах мужа в дорогу, теперь и вовсе потеряла к этому интерес.

Во время трапезы за покрытым пятнами лишайника камнем молчание было нарушено. Гвин протянул коронеру бутылку и тыльной стороной ладони утер густые усы.

– Я вчера вечером порасспрашивал соседей – некоторые из них, возчики, часто бывают в Тейвистоке. Правда, о де Бонвиллях они мало что знают, сказали только, что те получили поместье Питер-Тейви от де Редверов, и еще арендуют пастбища у аббатства Тейвистока.

Джон отпил неперебродившего сидра из бутыли и поставил ее на плоскую поверхность камня.

– Я тоже навел о них справки, в «Буше». Неста знает все обо всех, кто живет между Дорчестером и Бодмином. Она сказала, что старому лорду Арнульфу где-то под семьдесят. Примерно шесть месяцев назад он перенес апоплексический удар, и после этого застрял на полдороги между постелью и могилой.

– А что она сказала насчет сына? Который может оказаться нашим покойником?

Джон кинжалом отрезал толстый кусок ветчины и уставился на него в задумчивости.

– Шериф упомянул, что у старика было три сына, и двое сыновей остались управлять хозяйством, – им, кроме Питер-Тейви, принадлежит еще одно довольно крупное поместье в Ламертоне.

– А старший? – спросил Гвин.

– Два с половиной года назад он отправился в Палестину, возложив на себя против отцовской воли рыцарский крест. – Коронер отправил в рот кусок ветчины и продолжил с набитым ртом. – Больше ничего мне разузнать не удалось, единственное, – это то, что они довольно богаты, не влезают в неприятности и держатся подальше от любопытных глаз.

Больше, похоже, говорить было не о чем, и, покончив с едой и питьем, мужчины сели на коней и продолжили путь через пустынные болота. Единственными людьми, которых они видели, были пастухи, выпасавшие огромные стада, которые составляли основу экономической мощи Англии. Эти стада давали шерсть, из которой делалась практически единственная использовавшаяся по всей Европе ткань.

Облака оставались высоко, и до самых сумерек тумана не было. Перед наступлением темноты путники спустились с поросших вереском торфяных болот в широкую долину Тейви. Долина являлась естественной западной границей Дартмура и отделяла его от похожего, но меньших размеров, плато Бод-мин в Корнуолле. Уставшие кони вошли в небольшое местечко Тейвисток и отправились на отдых в конюшню при аббатстве, гостеприимством которого – в обмен на пожертвование в церковную казну – воспользовались Джон и его офицер, чтобы провести одну ночь в компании монахов. После простого, но обильного ужина в гостевом зале Джон нанес визит вежливости приору. Аббат находился в отъезде, что было вполне обычным для старших настоятелей и каноников, уделявших гораздо больше времени делам, связанным с управлением и политикой, нежели служению Богу в собственной епархии.

Приор Вулфстан оказался благостным, довольно рассеянным и толстым, его манеры отличались туманностью, а речь переполняли бессмысленные банальности. Он почти ничего не знал о де Бонвиллях, разве что уточнил их местожительство да обронил несколько слов об их богатстве. У Джона создавалось впечатление, что ординарность семейства делала его почти невидимым в социальной структуре графства.

После трапезы Джон, утомленный дневным переходом, добрался до жесткого убогого ложа в каморке большой общей спальни и погрузился в глубокий сон, не нарушаемый ни полуночными обходами монахов, ни молитвами, ни звоном колоколов и другим обычным ночным шумом.

И путники, и кони чувствовали себя посвежевшими и отдохнувшими, когда, после незатейливого завтрака, Джон и Гвин оседлали коней и выехали в холодный ноябрьский туман. Поместье Питер-Тейви находилось в паре миль дальше по долине, расположившись по правую руку на склонах, за которыми снова начинались торфяники.

– Хорошие земли здесь, – заметил Гвин, оглядывая свежие вырубки в лесах, покрывавших оба берега реки. – Должно быть, де Бонвилли получают приличный доход.

Свернув с главной саутгемптонской дороги, проходящей по дну долины, они двигались по утоптанной тропе, уходящей наверх по склону холма. Они повстречали пастуха, следившего за упитанным стадом, и тот сообщил им, что до особняка лорда осталось полмили пути. Через несколько минут всадники выехали на широкое открытое пространство пологого склона. За глубоким рвом, наполненным грязью, возвышался овальный земляной вал, увенчанный деревянным ограждением из толстых кольев. Частокол составлял примерно сто пятьдесят ярдов в диаметре, однако деревянная стена местами разрушилась, некоторых кольев не хватало, а на одном участке колья потрескались и почернели от огня. Подъемный мост перед единственными воротами, похоже, врос в землю; по всей видимости, его не убирали, по меньшей мере, несколько лет.

Вот такая картина предстала перед глазами прибывших всадников.

– Кажется, оборона их интересует меньше всего – слишком много лет прожили они мирной жизнью, – буркнул Гвин.

Джон взглянул на нескольких проходивших неподалеку местных жителей и вынужден был согласиться: все они выглядели сытыми и довольными.

– Надо понимать, опасаться войны здесь нет оснований, – разве что твои братья из Корнуолла переправятся через Тамар и нападут на Тейви.

Последние годы правления Генри II принесли мир и стабильность на большую часть территории Англии, за исключением севера, если не считать валлийских походов, поэтому фортификационные сооружения, возведенные в смутные времена Стивена и королевы Матильды, за ненадобностью постепенно приходили в упадок. Во многих местах они были восстановлены после пленения короля Ричарда и недавних интриг хитроумного принца Джона, однако, по всей видимости, тревоги и заботы подобного рода не достигли отдаленных окраин, к коим и относилось поместье Питер-Тейви.

Стражи у ворот не было, и они, спешившись, повели коней на внутреннюю территорию поместья. В центре располагался ладный укрепленный каменный дом с подвальным этажом. Деревянная лестница поднималась к входу на верхний жилой этаж с единственным арочным дверным проемом и рядом узких окон в стенах.

– По крайней мере, в доме можно держать оборону, хотя стену не мешало бы подремонтировать, а то совсем прогнила, – отметил Джон, одобрительно оглядывая зубчатые башни по углам крутого ската крыши.

– Причем крышу покрыли камнем, а не камышом, – поддержал его Гвин. – Так что зажженные стрелы тут бесполезны.

Внутри частокола двор поместья вмещал довольно обычный разнородный набор строений, хибар из