Императорской публичной библиотеки / Сост. А. Ф. Бычков. Ч. 1. СПб., 1882. С. 153-154; Кирпичников А. И К летописной истории русских летописных сказаний // ИОРЯС. Т. 2. Кн. 1. 1897 С. 61; Халанский М. К истории поэтических сказаний об Олеге Вещем // ЖМНП. 1903. Ноябрь. С. 6; Серебрянский Н. И. Указ. соч. С. 76-77). Причем эти предания возникли задолго до того, как были записаны. Об этом свидетельствует сообщение новгородца Добрыни Ядрейковича, посетившего Константинополь в начале XIII в. и видевшего в Софийском соборе «и блюдо велико злато, служебное, Олгы Рускои, когда взяла дань, ходивши ко Царюграду» (Малето Е. И. Антология хожений русских путешественников. XII-XV вв. М., 2005. С. 221). Значит, в XII в. это предание уже существовало. Недавно проблеме сходства летописных рассказов об Олеге и Ольге посвятил очерк А. М. Ранчин, отметивший, что «история Ольги в ПВЛ - это в отдельных деталях как бы повторение истории Олега и вместе с тем как бы снятие тех изъянов, которые были ему присущи». См.: Ранчин А. М. Вертоград Златословный: Древнерусская книжность в интерпретациях, разборах и комментариях. М., 2007. С. 147-151.

Шахматов А. А. Указ. соч. С. 110.

См., напр.: Шлецер А. Л. Нестор. Т. 3. СПб., 1819. С. 291-292; Эверс И. Ф. Г. Древнейшее русское право в историческом его раскрытии. СПб., 1835. С. 51-55; Шульгин В. О состоянии женщин в России до Петра Великого. Вып. 1. Киев, 1850. С. 74, 76; Никольский В. О началах наследования в древнейшем русском праве. М., 1859. С. 234; Голубинский Е. Е. История русской церкви. Т. 1. Ч. 1. М., 1901. С. 78-86; Грушевский М. Очерк истории украинского народа. Киев, 1911. С. 66; Мавродин В. В. Образование древнерусского государства. Л., 1945. С. 259; Левченко М. В. Очерки по истории русско-византийских отношений. М., 1956. С. 214; Зимин А. А. Феодальная государственность и Русская Правда // ИЗ. Т. 76. М., 1965. С. 240; Рыбаков Б. А. Киевская Русь и русские княжества... С. 368; Хачатуров Г. Л. Мирные договоры Руси с Византией. М., 1988. С. 37. И. Я. Фроянов идет еще дальше. Он не только не считает Ольгу главой Древнерусского государства до совершеннолетия Святослава, но даже признает Свенельда «самой внушительной политической фигурой в княжеско-боярской верхушке» в период малолетства князя. Именно Свенельд и еще Асмуд были «подлинными воспитателями» Святослава. Что же касается Ольги, то ей якобы придавалось «политическое значение, далекое от реальности» летописцами - «ревностными приверженцами христианства». Ведь в отличие от нее Свенельд и Асмуд были язычниками, потому их деятельность «затушевана» летописцами. Ольга, не сумевшая воспитать в собственном сыне склонность к христианству, видится исследователю «беспомощной и одинокой даже в своей семье» (Фроянов И. Я. Об историческом значении «крещения Руси» // Генезис и развитие феодализма в России. Проблемы идеологии и культуры (Проблемы отечественной и всеобщей истории. Вып. 10). Л., 1987. С. 44-46). При всей оригинальности указанной точки зрения, высказанной в годы активной борьбы в советском обществе с «ретушью» и «белыми пятнами в истории», согласиться с ней нельзя. Слишком она противоречит не только русским летописям, но и иностранным источникам, неизменно подчеркивающим ведущую роль Ольги в событиях 940-960-х гг.

По мнению А. А. Шахматова, рассказ о визите Ольги, сохранившийся в «Повести временных лет», имеет сложный состав, содержит несколько разнохарактерных вставок, сделанных в более ранний летописный свод (Шахматов А. А. Указ. соч. С. 111-114). С этим не был согласен С. Ф. Платонов (Платонов С. Ф. Летописный рассказ о крещении княгини Ольги в Царьграде// Исторический архив. Кн. 1. Пг., 1919. С. 285-288).

И. Д. Беляев полагал, что приурочивание правления Иоанна Цимисхия ко времени поездки Ольги в Константинополь и вся история о том, как русская княгиня перехитрила именно этого императора, появились из стремления дружинников Святослава «хоть чем-нибудь выместить свою злость на нем», «как выражение бессильной злобы тогдашних Руссов на Цимисхия» (Беляев И. Д. Русь в первые сто лет... С. 146). Связывая рассказ о войне Святослава и Цимисхия с историей визита Ольги в Царьград, исследователь XIX в. был прав только в том, что имя этого императора, как современника Ольги и ее сына, было известно летописцам из русско-византийского договора 971 г. Поэтому его и вставили в рассказ об Ольге. Константин Багрянородный был неизвестен в русских преданиях, а его участие в подписании договора 944 г. превращало его в современника Игоря, а не его сына.

М. Оболенский, посмеявшись над нелепостью описания, сделал вывод, что весь последующий эпизод о домогательствах Константина Багрянородного получился из слов императора о том, что Ольга достойна с ним царствовать. Летописец сделал из этого допущение, что Константин просил руки Ольги, и вписал это в летопись (Оболенский М. А. Несколько слов о первоначальной русской летописи. М., 1870. С. 47-49). Предположение оригинальное, но откуда летописец взял эту цитату из речи царя ромеев? Все из того же фольклора. Вся эта история целиком фольклорного происхождения, а не порождена фантазией монаха.

ПСРЛ. Т. 21. Ч. 1. СПб., 1908. С. 7-8.

Об отправлении русских воинов в помощь Византии есть особое установление в русско-византийском договоре 944 г.: «Если же пожелаем мы, цари, у вас воинов против наших противников, да напишем о том великому князю вашему, и вышлет он нам столько их, сколько пожелаем: и отсюда узнают в иных странах, какую любовь имеют между собой греки и русские» (Повесть временных лет... С. 162). В связи с этим отметим, что в сочинении арабского историка и географа ал-Мае'уди «Книга предупреждения и пересмотра», написанном им в год смерти (956 г.), содержится любопытное описание одной из переправ через Константинопольский пролив, под которым имелся в виду не только Босфор, но и Мраморное море с