— Так их что, придется убить?
Торино показалось забавным, что его брат без зазрения совести убивал за деньги, а теперь переживает, когда нужно убить за правое дело.
— Никто отсюда не уйдет, — повторил иезуит.
— А солдаты?
— Пока что они нужны. Но когда сделают свое дело, уйдем отсюда только мы с тобой. Понимаешь? Только нам с тобой можно вверить чистоту этого места. Сделай, как я говорю, Марко, исполни священный долг, и ты искупишь все грехи, а его святейшество лично отблагодарит тебя за эту святыню, добытую для католической церкви. — Он помолчал. — Ведь ты все еще ищешь спасения, правда, Марко?
Базин снова кивнул, на этот раз медленнее.
— Да, ищу.
ГЛАВА 69
Сестра Шанталь вступила в кровавый тоннель словно рабыня, вместе с Хэкеттом, Зеб и двумя нимфами, что шли впереди. Руки у всех были связаны, а кроме того, шею каждого охватывала одна общая веревка, конец которой был обмотан вокруг пояса Базина — тот шагал позади вместе с Петерсеном и Гербером. Замыкали шествие Фляйшер и Торино. Очевидно, иезуит рассчитывал, что нимфы успокоят чудовищ, которые расправились с Вебером, Россом и конкистадорами. В случае неудачи они с Зеб и Хэкеттом послужат живыми щитами.
Сестра Шанталь с самого начала думала, что Торино не выпустит их из сада живыми, но на такую смерть не рассчитывала. Когда инквизиция передала отца Орландо светским властям, чтобы те сожгли его у столба, это делалось согласно принципу «ecclesia abhorret a sanguine» — «церковь отвращается от крови». На этот раз генеральный настоятель иезуитов просто дистанцируется от ее смерти, дает ей умереть. И крови будет много.
Сестра Шанталь злилась. Она боялась, что ее долгая, исполненная самопожертвования жизнь прервется столь бессмысленно, и лишь одно утешало монахиню — надежда, что нимфы сделают свое дело и она узнает, куда ведет тоннель.
Нимфы резко замерли у водопада.
— Они там, — сказал Базин, отталкивая ее в сторону.
— Где? — спросила Зеб, вцепившись в руку Хэкетта.
— Над водопадом, — ответил англичанин. — С правой стороны грота. Дырки в стене.
Сестра Шанталь подняла голову. Ей показалось, что там что-то шевелилось, но она не была уверена. Монахиня услышала щелчок, и струя пламени устремилась мимо нее, к нимфам. Те стали подниматься по ступеням у водопада и петь. Веревка натянулась, и сестра Шанталь двинулась вслед за нимфами. Торино и солдаты подождали, пока нимфы пройдут мимо темного грота. Идущая следом сестра Шанталь рассматривала глубокие норы в стене справа — оттуда на нее злобно таращились тысячи красных глаз. Сквозь дырки в стене было видно, что скала внутри изрыта темными коридорами, ей даже представить было страшно, куда они ведут.
— Песня работает, — прошептал сзади Базин.
Торино и остальные быстро проскочили мимо пленников и нимф подальше от нор — бояться было нечего. И тут, когда они уже почти миновали опасную зону, веревка вдруг ослабла. Базин преградил нимфам дорогу, так что те стояли прямо напротив грота с отверстиями в стенах. Вместе с тремя солдатами он подошел к норам. Один остался позади с огнеметом, а трое оставшихся, вооруженные до зубов, приблизились и открыли огонь. Когда боеприпасы заканчивались, они отбрасывали оружие и начинали палить из следующего. Стоял оглушительный грохот. Побоище было просто ужасным. Долгое время чудовища не шевелились, словно инстинкт повиновения еле слышному пению нимф был развит у них сильнее, чем инстинкт самосохранения.
Когда черви наконец очнулись, их норы уже были залиты густой темной кровью, а тех немногих, что пытались атаковать, легко отогнали. Сквозь грохот выстрелов сестра Шанталь слышала нечеловеческий вопль, поднимавшийся из самой глубины пещер, — он становился все громче и все сильнее. Тоннель дрожал и сотрясался, обломки кристаллов падали со стен. Когда солдаты наконец прекратили расстреливать зияющие и кровоточащие норы, монахиня услышала громкий шорох — это шелестели по скалам тела червей. Они спасались бегством.
После бойни сестру Шанталь мутило, но в то же время ее ноги слегка подрагивали от облегчения. Она не боялась смерти, но не хотела, чтобы ее жизнь прервалась таким жутким образом. Более того, она сгорала от желания увидеть Источник и лишь потом умереть. Торино и его люди повернулись и пошли дальше, а она двинулась вслед за ними. Путь преграждал Базин, и на какой-то ужасный миг ей показалось, что их просто бросят здесь. Однако Марко взял ее за руку, и с его помощью монахиня продолжила подъем. Иезуит обернулся и посмотрел на нее с улыбкой, но в его темных глазах ей так и не удалось ничего прочесть.
За последним поворотом тоннеля Торино увидел проем, а за ним залитый ослепительным светом грот. Иезуита охватило предвкушение и еще понимание оказанной ему чести и колоссальной ответственности. Он всегда знал, что избран церковью для чего-то великого, знал, еще когда иезуиты вытащили его из трущоб Неаполя, когда помогли развить и полностью реализовать недюжинные способности. Он отплатил им тем, что отказался от всех мирских благ, стал самым молодым генеральным настоятелем Общества Иисуса и самым преданным служителем святой церкви.
Но даже осознавая свою избранность, такого Торино не ожидал. Он чувствовал, что сейчас узрит лик Бога, и трепетал в предвкушении. Господь избрал его не простым наблюдателем, а защитником того, что находится в этом гроте.
Он обернулся к Базину и остальным:
— Ждите здесь.
Не ожидая их ответа, Торино вступил в грот.
Сделав всего четыре шага, он задохнулся от восхищения и сложил руки в молитвенном жесте. Грот оказался настоящим храмом Божественного чуда — жизни. Даже воздух словно искрился ею. Торино ощущал эту силу в волосах и на кончиках пальцев. Бассейн с водой в центре блестел, словно подсвеченный снизу, а на скоплениях кристаллов, разбросанных по всей пещере, гнездилось множество фосфоресцирующих существ, поэтому сияние становилось еще ярче. Однако все это великолепие меркло в сравнении с двенадцатифутовой громадой, нависшей над озером — именно она была центром залитого светом грота. Этот колосс, точнее даже, это явление и было алтарем храма жизни.
Торино опустился на колени, стараясь держаться подальше от многогранного кристаллического монолита, лучившегося теплом и светом. Одна из граней была покрыта золотистой коркой с металлическим блеском, другая отливала перламутром, третья, прозрачная призма, пронизанная серебряными и золотыми прожилками, сияла всеми цветами радуги.
Из одной грани выступал огромный нарост, напоминающий гидру, тело которой поднималось к сверкающему потолку и разделялось на множество круглых отростков-щупалец, разбегавшихся по всему гроту и исчезавших в его стенах. В них было что-то и от растений, и от животных: с одной стороны стебли и листья, а с другой — плоть и пульсирующие сосуды.
Часть тела, прилегающая к монолиту, была словно металл или кристалл, как будто оно перенимало свойства объекта, из которого вырастало. Все вместе представляло собой нечто среднее между флорой, фауной и минералом, слившимися вместе столь безупречно, что невозможно было различить, где заканчивалось одно и начиналось другое. С определенной точки можно было разглядеть переливающиеся корни гидры в самом сердце кристаллического монолита — они мерцали и пульсировали жизнью. Падающая сверху вода стекала по монолиту одной струей, за которой была видна чистая поверхность кристалла без
