обратил внимания.
— А ты веришь в Бога, Росс? — спросил он.
— Важно, что ты делаешь, а не во что веришь.
— И кто же отпустит тебе грехи?
Росс уже размышлял над этим вопросом.
— Наверное, я просто постараюсь сам отвечать за свои поступки. Я не верю, что грехи можно, как ты говоришь, отпустить. Их надо исправлять добрыми делами, а не молитвами.
— Лишь церковь может прощать грехи, — убежденно кивнул головой Хуарес.
Росс засмеялся.
— Нельзя просто явиться в церковь, подойти к священнику и попросить снять с тебя все грехи. Когда делаешь кому-то плохо, ты просишь прощения именно у него, а не у Бога. И доказываешь свое раскаяние делом, а не молитвой. За нас говорят поступки. Всего одним добрым делом можно изменить мир к лучшему.
— А это дело должно быть добрым для Бога или для людей?
— Для людей, разумеется.
— Но кто, как не Господь, подскажет людям, где добро, а где зло? — спросил Хуарес.
— И от кого люди узнают волю Господа, как не от церкви? — добавил Мендоза.
— Довольно! — воскликнул Хэкетт, отхлебывая пиво. — Где вас всех воспитывали? Неужто не слыхали, что религию, политику и секс за столом не обсуждают? — Он обратился к Мендозе: — У меня есть вопрос поинтересней. Не хочу оскорбить вас, сеньор, но вы бывший солдат, да и все мы свидетели того, что произошло на реке близ Икитоса. Каково это — убить человека?
— Ничего себе вопрос! — потрясенно заметила Зеб.
Хэкетт поднял вверх руки, словно защищаясь.
— Я по профессии доктор и давал клятву не причинять никому вреда. А еще я служил в армии Соединенного Королевства, прошел военную подготовку. Вот там я и думал, каково отнять жизнь у другого. — Он криво усмехнулся. — Так ответьте, сеньор, на что это похоже?
Повисла пауза, и Росс решил, что ответа не будет, когда Мендоза произнес:
— Тяжело убить одного человека. Второго уже легче. Третьего еще легче. Вскоре человеческая жизнь вообще теряет всякую ценность. А если жизнь утрачивает ценность, то все остальное и подавно. Остается лишь то, во что ты веришь. Религия. — Тут он улыбнулся Хэкетту, и улыбка вышла едва ли не снисходительной. — Так что, доктор, не нарушайте клятву Гиппократа. Спать будете крепче.
Хэкетт стерпел и обернулся к Россу:
— Раз уж мы все решили познакомиться получше, расскажи, откуда у тебя книга этого иезуита. — Тут он указал на Росса, Зеб и спящую монахиню. — А заодно как вышло, что вы трое отправились вместе.
— Так уж получилось, — уклончиво ответил Росс.
На помощь пришел Хуарес:
— А почему вы, гринго, вечно ищете древние развалины?
— Из-за их истории, — сказал Хэкетт, — и еще из-за золота.
— Вы не боитесь проклятия el albuelo?
— Чего-чего? — удивился Росс.
Хэкетт вздернул брови, чихнул и тут же воспользовался ингалятором.
— «Проклятие предка». Сородичи Хуареса верят, что ходить по развалинам опасно — на вас может пасть проклятие предка. Очень неприятная штука: болезни мертвых проникают в тело нарушителя спокойствия.
Они засмеялись, а Хуарес негодующе воскликнул:
— Это правда!
Внезапно все умолкли: откуда-то издалека раздались пронзительные завывания.
— Что еще за чертовщина? — воскликнула Зеб.
Хэкетт побледнел.
— Сигнализация на «Дискавери».
Звук затих столь же внезапно, как и начался.
— Наверное, зверь или сбой какой-то.
— Скорее всего, — сказал Росс.
Других вариантов не было. Людям здесь взяться неоткуда. Кроме Торино — но тот не мог знать, куда они направляются.
Внезапно прогремел выстрел.
— Какого черта…
Мендоза застыл с винтовкой у плеча.
— Готов, — сказал он. — Это отпугнет их получше вашего ворчания.
Хэкетт направил луч фонаря вниз, на реку, и в его свете Росс увидел, что на них пялятся бесчисленные пары немигающих глаз.
ГЛАВА 40
На следующий день отряд достиг El Halo, Ореола — круглого черного камня двадцати футов диаметром, в котором искрились на солнце кварцевые прожилки. Фалькон утверждал, что здесь нужно оставить лодки и идти пешком. Дальнейшие указания принимали совершенно загадочный вид. Например, очередная инструкция звучала так: «У El Halo выберите направление по стрелке и следуйте ей сквозь джунгли до La Barba Verde, Зеленой Бороды».
После бессонной ночи, испорченной ворчанием крокодилов, некоторые решили перед отплытием поменяться местами в лодках. Сестра Шанталь тогда отмахнулась от забот Росса, сказала, что все в порядке. Добравшись до круглого камня, Росс понял, что теперь без монахини им с подсказками не разобраться. Головная лодка уже причалила — ее заслонял El Halo. Когда лодка Росса подошла к ней, Хэкетт и Мендоза выгружали вещи, а монахини видно не было.
— Где сестра Шанталь? — спросил Росс.
— Наверное, отошла куда-то, — предположил Хэкетт.
Росс испугался. Они были посреди джунглей, и единственный, кто мог указать дорогу, куда-то запропастился. Затем он увидел монахиню: та стояла за черным камнем спиной к нему.
— Куда теперь, сестра? Что означает следующая подсказка?
Женщина без всякого выражения смотрела на El Halo, а потом стала поглаживать поверхность камня. Сердце Росса ушло в пятки.
Подойдя ближе, он увидел, что монахиня разглядывает вырезанные на камне знаки. Значки напоминали те, что заключенные выцарапывают на стенах камеры, отсчитывая дни: четыре вертикальных штриха, перечеркнутые одним диагональным, означали «пять». Рядом была еще одна вертикальная полоска — «шесть». Кроме того, на камне было шесть групп римских цифр. Росс не сразу понял, что это даты. Последняя — семьдесят с чем-то лет назад. Прежде чем он осознал увиденное, сестра Шанталь провела по значкам руками.
— Я знаю, где мы, — сказала она, ни к кому не обращаясь. Глаза ее сверкали, а рука вцепилась в распятие. — Дайте мне компас.
Росс достал из кармана компас и протянул монахине. Та вновь провела рукой по камню.
— Потрогай, Росс.
Он прикоснулся к камню и ощутил какую-то выпуклость, невидимую из-за мха. Его пальцы нащупали треугольник и идущий от него хвост.
— Что там? — спросила Зеб.
— Стрелка.
— Она указывает на юго-юго-восток, — сказала сестра Шанталь, вглядываясь в компас.
Росс сверился с GPS на своем компьютере, пытаясь сообразить, куда указывает стрелка, но на карте