Погожим сентябрьским утром петербуржцы, прогуливавшиеся по Арсенальной, стали свидетелями удивительного зрелища. На набережной, как раз напротив «Крестов», пришвартовался огромный двухэтажный «Неоплан», раскрашенный во все оттенки синего – от неброского фиолета до пронзительного ультрамарина. Борт люксового автобуса украшал гигантский рекламный баннер OTCOCY.RU. Всхлипнула гидравлика дверей, и на тротуар высыпало около полусотни мужчин самых различных возрастов, социальных групп и этнотипов.

Невский ветер сразу понес облачко дорогого парфюма к зарешеченным окнам следственного изолятора. Форточки в камерах мгновенно захлопнулись. Двое начинающих братков, с ночи дежуривших в ожидании амнистированных коллег, во все глаза смотрели на подведенные губы и наманикюренные ногти странных существ.

Существа эти по чисто формальным признакам выглядели мужчинами – хотя некоторые и были переодеты женщинами.

Невольное внимание привлекала небольшая группа жилистых юношей в балетных трико, туго обтягивавших ляжки, икры и все остальное. Густой театральный грим свидетельствовал, что это – танцоры из Мариинки.

Позади автобуса мрачно переминались зверовидные культуристы, облаченные на манер байкеров – в кожу с заклепками и тяжелые рифленые ботинки. Принимая подчеркнуто мужественные позы, они ревниво ощупывали друг у друга бицепсы и трицепсы.

Двое молоденьких трансвеститов эротично потряхивали силиконовыми бюстами, явно пытаясь соблазнить группу тюремных вертухаев, куривших у административного корпуса.

Преобладал, однако, усредненный женоподобный типаж: неброская косметика пастельных тонов, выбеленные пергидролью волосы и блудливая жеманная полуулыбка.

До братков, топтавшихся у входа в «Кресты», наконец-то дошло.

– Да это же гомосеки! – обалдело присвистнул один. – Наверное, под амнистию сниматься приехали!

– В нашем Бандитском Петербурге от этих пидарасов совсем житья нет! – засокрушался второй. – Все захватили! И телевидение, и эстраду, и моду… А теперь, значит, и за «Кресты» взялись!

Тем временем из автобуса вышел маленький юркий гомик с подвижным лицом ручной обезьянки и блестящим мобильником в виде фаллоса, болтавшимся на груди. Замечание пацанов явно пришлось ему не по вкусу.

– Отста-аньте, проти-ивные! Мы давно уже не пидара-асы! Мы – ге-еи! – дискантом заканючил он, соединяя обиду с кокетливой женственностью интонаций. – У нас ведь теперь все-е равны! В том числе – и сексуальные меньши-инства!

– Так, я это, типа, не понял, – агрессивно сощурился первый браток. – Это получается, что нормальный пацан равен проткнутому пидору? Да я, гей, я из тебя щас гейшу сделаю! – объявил он и, картинно размяв кулак, напоказ замахнулся.

– Давай лучше отойдем от греха подальше, – предложил второй, отдергивая товарища за рукав. – Я как-то в Политехническом лекцию про понятия слушал… Сам Экспонат читал, прикидываешь? Он так и сказал: никогда не трогай пидора!

– Почему?

– И сам не заметишь, как законтачишься!

– И то правда!

Братки, опасливо озираясь на автобус, поспешили укрыться в своем лимузине. Прибывшие педерасты с неожиданной дисциплиной выстроились в походную колонну по два. Колонна медленно двинулась вдоль по набережной. Кошки мяукали, старушки крестились, дети показывали на педиков пальцами. Огромная черная собака, стоявшая за парапетом, отчетливо зарычала, но на всякий случай отошла.

Маленький энергичный гомосек шел сбоку, как командир полка. Фаллический мобильник неприлично болтался у него на груди. Когда колонна его братьев по ориентации свернула к Неве, телефон завибрировал и мелодично прокурлыкал арию Фигаро из одноименной оперы Россини, перефразированную на «Пидоры здесь, пидоры там». Предводитель геев ласкающим движением приложил телефон к ушной раковине.

– Это из оргкомитета детского конкурса красоты «Голубой щенок»? – застенчиво улыбнулся он, норовя облизать трубку-символ. – Ой, Дмитрий Андреевич, господин Трубецкой, извините! Не узнал, богатым будете… Да-да, мы уже на месте! Идем к реке. Еще раз объясните, что нам там делать.

Телефон сурово помедлил и отозвался баритоном Димона:

– Видишь – плавучий ресторан с надписью «Блатхата» по борту? Ставлю задачу: сейчас ты со своими нестандартно ориентированными друзьями должен…

– Почему это «нестандартно»? – искренне поразился гомик. – Это вы, которые с этими гадкими женщинами спите… нестандартно ориентированы. Особенно – по нынешним временам!.. А мы – как раз очень даже стандартно!

– Вот и сориентируешь тех, кто сейчас на плавучем ресторане! – нетерпеливо перебил Димон. – Слушай дальше. Вам надо проникнуть на судно и всех там расцеловать. Обязательно облизать все столы, тарелки, рюмки, ножи, вилки, ложки и особенно поварские чаны. Иными словами – «законтачить» все в пределах досягаемости. Чтобы любой уважающий себя уголовник при одной только мысли о посещении «Блатхаты» начал испытывать рвотный рефлекс! Ты меня понял?

– А кто там на корабле? – томно поинтересовался гомик, подрагивая выщипанными бровями.

– Кто, кто… Ради баб я бы тебя не беспокоил. Мужчины, естественно!

– Хорошенькие?

– Я в этом не разбираюсь. Оцените сами. Кстати, даю тебе персональное задание. Найдешь на «Блатхате» хозяина. Кличка Гамадрил. Натуральный блондин, в твоем вкусе… Поцелуешь его в губы! Прочувственным и затяжным поцелуем, а-ля дорогой Леонид Ильич Брежнев. После чего поставишь его раком… У вас там активные – есть? Желательно подыскать ВИЧ-инфицированного…

– А если они по реке удерут? – на удивление здраво прикинул гомосек.

– Я все рассчитал. На плавучем кабаке сейчас топлива нету, заправщик ждут. Короче, задачу понял?

Педик изъявил согласие покорным движением пушистых ресниц.

Тем временем процессия гомосексуалистов организованно спустилась к Неве и остановилась у фургончика с надписью «Русская шаверма». Небольшая очередь, состоявшая преимущественно из освободившихся по амнистии арестантов, рассосалась мгновенно.

Педик с фаллическим мобильником подошел к сходням и обернулся к колонне.

– Ну что, мальчики? – подмигнул он накрашенным глазом. – Объясним этим отвратительным натуралам, кто в нашем городе главный?!