— О, если ваши дела интереснее моих… — возразил Холмс несколько резко.
— Я хотел только сказать, что моя практика может обойтись без меня день-другой — теперь ведь самое тихое время года.
— Превосходно, — сказал Холмс. Хорошее расположение духа вернулось к нему. — Ну, так мы вместе займемся делом. Я думаю, прежде всего нам нужно повидаться с Форбсом. Он, вероятно, расскажет нам все необходимые подробности так, что мы будем знать, как подойти к делу.
— Вы сказали, что нашли нить.
— Даже несколько; но пригодности их мы можем испытать только путем новых справок. Труднее всего выследить преступление, цель которого неизвестна. Нельзя сказать этого про данное преступление. Кому оно может быть полезно? Французскому посланнику, русскому, тому, кто может продать бумаги одному из них, и, наконец, лорду Хольдхёрсту.
— Лорду Хольдхёрсту?
— Ведь возможно допустить, что государственный деятель может быть в таком положении, что случайное исчезновение подобного документа не особенно огорчило бы его.
— Только не человек такой безупречной репутации, как лорд Хольдхёрст.
— Однако нам нельзя не принять этого во внимание. Мы сегодня повидаемся с благородным лордом и увидим, не скажет ли он нам чего-нибудь. А пока я уже навожу справки.
— Уже наводите?
— Да, со станции Уокинг я телеграфировал во все вечерние лондонские газеты. Вот какое объявление появится в них.
Он передал мне листок бумаги, вырванной из записной книжки. На нем было написано карандашем:
«10 фунтов награды тому, кто сообщит номер кэба, привезшего седока к подъезду министерства иностранных дел или неподалеку от него 23-мая в три четверти десятого вечера. Дать знать 221, улица Бэкер».
— Вы уверены, что вор приехал в кэбе?
— Если и не в кэбе — неважность. Но если м-р Фельпс не ошибается, говоря, что в комнате негде скрыться, то вор должен был прийти извне. Если он пришел в такую сырую ночь и не оставил следов на линолеуме, который осматривали через несколько минут после происшествия, то весьма вероятно, что он приехал в кэбе. Да, мне кажется, что мы смело можем остановиться на кэбе.
— Это возможно.
— Вот одна из тех нитей, о которых я говорил. Она может довести нас до чего-нибудь. А затем колокольчик… главнейшая особенность дела. Отчего зазвонил колокольчик? Может быть, вор дернул его, бравирая опасность? Или, может быть, кто-нибудь бывший с вором дернул звонок, чтобы предупредить преступление. Была ли это простая случайность? Или…
Холмс снова погрузился в глубокое, безмолвное раздумье, но мне, привыкшему ко всем его настроениям, показалось, что в его уме возникла внезапно новая догадка.
Было двадцать минут четвертого, когда мы приехали на вокзал и, наскоро позавтракав в буфете, отправились в «Scotland Yard». Холмс уже телеграфировал Форбсу, и он ожидал нас. Это был маленький человек с проницательным, но вовсе не любезным выражением лисьего лица. Он встретил нас холодно и стал еще холоднее, когда услышал причину нашего посещения.
— Слышал я о вашем способе вести дела, м-р Холмс, — колко проговорил он. — Пользуетесь всеми данными, добытыми полицией, а потом стараетесь окончить дело сами, набросив тень на тех, которые начали розыски.
— Напротив, — возразил Холмс. — Из пятидесяти трех моих последних дел мое имя упоминается только в четырех, а в сорока девяти остальных вся честь принадлежит полиции. Я не виню вас в том, что это неизвестно вам: вы молоды и неопытны; но если желаете достигнуть успеха в вашей новой деятельности, то вам следует работать со мной, а не против меня.
— Я был бы очень рад некоторым указаниям, — сказал сыщик, изменяя тон. — До сих пор, правда, я не имел никакого успеха.
— Какие шаги вы сделали?
— Подозрение пало на курьера Тэнджей. Аттестат из полка у него прекрасный, и никаких улик против него нет. Но жена у него плохая. Я думаю, она знает больше, чем говорит.
— Вы проследили за ней?
— Мы приставили к ней одну из наших женщин. М-с Тэнджей пьет; наша поверенная два раза разговаривала с ней, когда та была навеселе, но ничего не добилась.
— Насколько я слышал, у них была назначена продажа с аукциона.
— Да, но долг был уплачен.
— Откуда они взяли деньги?
— Он получил свою пенсию; но вообще незаметно, чтобы у них были деньги.
— Чем она объяснила свое появление на звонки м-ра Фельпса?
— Она сказала, что муж ее очень устал, и она хотела помочь ему.
— Конечно, это подтверждается тем, что немного позднее он оказался спящим на стуле. Итак, против него нет улик, кроме репутации жены. Спросили вы ее, почему она так спешила в тот вечер? ее поспешность обратила на нее внимание констэбля.
— Она запоздала и торопилась домой.
— Указали вы ей на то, что вы и м-р Фельпс были у нее на квартире раньше ее, хотя она вышла на двадцать минут раньше вас?
— Она объясняет это разницей между омнибусом и кэбом.
— Объяснила она, почему, придя домой, пробежала прямо в кухню?
— Потому что там у нее лежали деньги, которыми она уплатила долг.
— Однако, у нее есть ответ на все. Спрашивали ли вы ее, не видела ли она кого-нибудь на Чарльз- Стрите?
— Только констэбля.
— Ну, вы, кажется, допросили ее достаточно подробно. Что вы еще сделали?
— В продолжение девяти недель следили за Горо, но безуспешно. Против него нет ни малейших улик.
— Еще что?
— Да, ничего, нет вовсе улик.
— Есть у вас какое-нибудь предположение, отчего звонил колокольчик?
— Должен сознаться, что теряюсь в догадках. Надо обладать большим хладнокровием, чтобы сделать такую штуку.
— Да, очень странный поступок. Очень благодарен вам за сообщения. Дам вам знать, если удастся предоставить виновного. Идем, Ватсон.
— Куда же мы отправимся теперь? — спросил я, когда мы вышли на улицу.
— Поедем интервьюировать лорда Хольдхёрста, кабинет-министра и будущего премьера Англии.
Нам посчастливилось застать лорда Хольдхёрста в его помещении на Доунинг-Стрит. Холмс послал свою визитную карточку, и нас сейчас же приняли. Государственный деятель принял нас со свойственной ему старомодной вежливостью и усадил нас на роскошные кресла, стоявшие по бокам камина. Стоя между нами на ковре, лорд Хольдхёрст, высокий, тонкий, с резко очерченным, задумчивым лицом, с кудрявыми, преждевременно поседевшими волосами, казался олицетворением не часто встречающего типа истого благородного вельможи.
— Ваша фамилия очень знакома мне, м-р Холмс, — улыбаясь, проговорил он. — И, конечно, я не сомневаюсь насчет цели вашего посещения. Только один случай, происшедший в здешнем министерстве, мог привлечь ваше внимание. Можно узнать, чьи интересы вы представляете?
— Интересы м-ра Перси Фельпса, — ответил Холмс.
— Ах, моего несчастного племянника! Вы понимаете, что именно вследствие нашего родства мне