был женат только, как казалось, на своей работе и всегда забирался обратно в свою скорлупу. Наверное, это его скандинавские гены. Поэтому мы с Изабель сделали все, что можно, чтобы он начал ее ревновать — кстати, ты тоже…

— Я?

— Ну, понимаешь, ты, конечно, была самой незначительной частью нашего плана, — с улыбкой проговорил он, потом рассмеялся над ее возмущением. — Ну ладно, хотя бы сделай мне приятное, притворись, что на самом деле ревновала меня.

— Ладно, не буду притворяться. Я, правда, с ума сходила от ревности.

— В конце концов нам пришлось сделать вид, что нам предложили хорошую работу в Канаде. В моем случае это, кстати, было правдой — и предложение еще в силе, — но мы надеялись, что это расшевелит Хендрика и он наконец начнет действовать.

— И что он?

— К радости Изабель и к моему огромному облегчению, так и случилось.

— Забавно, — произнесла Фелисити, немного помолчав, — как только ты отсюда уезжаешь, пусть даже на один день, здесь непременно что-нибудь случается. А когда ты возвращаешься, все становится на свои места.

— Это верно. Я смотрю вперед, а не назад. Идем, расскажем Хендрику и Изабель наш секрет, о котором и так уже все давно догадались. Я думаю, они не очень удивятся.

Берн повел ее в дом Хендрика, в котором Фелисити бывала очень редко, потому что вне работы Хендрик предпочитал обществу одиночество.

Их встретила Изабель в ослепительном шелковом платье кораллового цвета, и Фелисити заметила, что на плечах у нее была белая кружевная накидка, которую та купила на берегу во время их поездки в казино.

— Ну что, Хендрик, пора разливать шампанское, — скомандовал Берн. И они стали поднимать тосты за каждого из четверых отдельно и по парам.

— А признайся, повезло тебе, что я оказался поблизости и смог тебя расшевелить, — проворчал Берн, легонько подталкивая Хендрика.

— Тебе тоже повезло, что я притворилась соперницей, — вставила Изабель, хитро поглядывая на Фелисити.

Обед прошел невероятно весело, хотя Фелисити не могла даже вспомнить, что она ела.

— Надеюсь, сегодня никому из нас не дежурить, — произнесла она с насмешливой строгостью, когда Берн наливал ей очередной бокал вина.

— Мы сейчас все поедем кататься на яхте Берна, — сказала ей Изабель.

— Да? — Берн изобразил на лице возмущение. — А кто вас приглашал?

— Мы сами себя пригласили, — спокойно ответила Изабель.

Фелисити заметила, какой безмятежной и мягкой выглядела Изабель. Она утратила тот строгий, напряженный вид, ту резкость и суровость, из-за которой она часто казалось злой и недовольной.

Вечером обе девушки приготовили ужин на борту «Ла Перлы».

— Я еще не поблагодарила тебя за все, что ты для меня сделала, — начала Фелисити, но Изабель прервала ее:

— Скажем так, мы помогли друг другу.

— Вы ведь останетесь с Хендриком здесь, на острове?

Изабель расцвела счастливой улыбкой.

— Пока Хендрику интересно будет здесь работать. Если через несколько лет он захочет куда-нибудь уехать, мы поедем вместе — если только он не захочет переселиться за Полярный круг. После нашего средиземноморского климата я не вынесу суровой зимы.

Фелисити засмеялась:

— Ты? Не вынесешь? Вот еще! Ты такая крепкая и несгибаемая. Это вот я мягкая и беззащитная.

— Однако у тебя хватило и мужества, и сил ехать искать брата на Рондинэ, входить в старые лачуги, бегать по острову во время шторма.

— Только ради Тревора.

— А Берн уже поделился с тобой своими планами на будущее? — поинтересовалась Изабель, расставляя тарелки на подносе.

— Нам некогда было обо всем поговорить, — ответила Фелисити. — Все произошло так быстро.

Этот момент пришел позже, в тот же вечер, когда Изабель и Хендрик удобно устроились в миленькой кухне, как бы для того, чтобы вымыть посуду. Яхта плавно скользила по волнам в сумраке, и Берн с Фелисити сидели на корме.

— Как ты смотришь на то, чтобы перебраться обратно в Англию? — спросил он.

— Я буду жить там, где ты.

— Да, чудесное было здесь время. Но я чувствую, что должен вернуться в большой город. В Англии я нужен. Ведь сюда, на Росса, ко мне могут приехать только очень богатые люди, и лишь нескольких больных мне присылала группа добровольных помощников. Что скажешь, Фелисити?

— Я хочу, чтобы твоя работа всегда доставляла тебе максимум удовлетворения.

— Нам не обязательно селиться в центре Лондона. У меня в Беркшире коттедж, правда, довольно потрепанный. Там есть сад, если ты любишь возиться с растениями.

— Боже, какая это будет прекрасная жизнь! Я ведь еще не рассказала о нас Тревору…

— Сомневаюсь, что ему надо втолковывать такие вещи. Он не настолько тупой.

— Ну тогда, раз он обо всем догадался, это хорошо. Думаю, он не станет возражать против работы в области кораблестроения. Скажем, в Саутгемптоне или еще где-нибудь. Тогда в свободное время он мог бы плавать на парусной лодке.

В глазах Берна зажегся озорной огонек.

— Не скажу, чтобы он был моим самым примерным пациентом, но, строго между нами, мы еще сможем сделать из него полезного члена общества и добропорядочного гражданина.

Фелисити схватила Берна за руку:

— Я ведь так еще и не успела поблагодарить тебя за то, что ты сделал для Тревора и его будущего. Ты буквально спас его от бессмысленной, беспомощной жизни.

— Никогда не надо жалеть слепых людей и считать, что они беспомощны, — возразил Берн. — В них всегда есть какая-то подспудная сила, и они бывают в состоянии преодолеть свое несчастье. Но я, конечно, рад, что мне удалось спасти Тревору зрение — или, по крайней мере, предотвратить слепоту. Конечно, я принимаю твою благодарность, Фелисити, только не благодарность согревает сердце мужчины.

— А что же тогда? — спросила она, заранее зная ответ.

— Я хочу услышать от тебя: «Я люблю тебя, Берн».

Совсем нетрудно оказалось произнести эти слова. Остаток вечера в озаренной звездами тьме прошел для Фелисити как во сне. С другой лодки доносился волнующий звук гитары. Эта была ночь волшебных фантазий, которую она никогда не сможет забыть.