редкая неделя обходилась без сообщений о визите бродячего сельхозавра в городские кварталы и о мерах по вытеснению его за городскую черту, а то и об уничтожении.

И чего сельхозавров в город понесло?.. Загадка века. До сих пор, вон, пишут, что перепрограммирование их – дело самое простое. Может, вирус гуляет?..

В воображении немедленно возникла картина: толпа, с гиканьем бьющая хакера. Картинку Геннадий Родионович прогнал, но остался в недоумении. Ну, допустим, вирус. Такой, что за полгода (или когда там за сельхозаврами была замечена тяга к городам?) не выявлен и не укрощен? Быть того не может. Может, все- таки дефект конструкции?

Слово «конструкция» применительно к сельхозавру Геннадий Родионович даже мысленно произносил с отвращением. Конструкция бывает у механизмов, а у этого конгломерата нанороботов что? Структура? Недостаточное слово. Что вносит порядок в хаос монад? Конституция какая-нибудь, что ли?.. Ага. Спросить бы у колонии вольвокса – есть ли у нее конституция или она живет в добропорядочной анархии по Кропоткину?

Мысль развеселила. Геннадий Родионович зашагал бодрее. По ту сторону желдорузла стало совсем легко – и в первую очередь потому, что здесь не жил никто из учеников. Отсюда начиналась свобода. Здесь можно было выругаться или звучно, чтобы прохожие обернулись, плюнуть на асфальт. Не хочется – не делай, но не дорожить свободой странно.

Миновав забор с табличкой «Строительство ведет СМУ такое-то, прораб Я.Я. Обсценный-Табуиров», Геннадий Родионович вновь увидел сельхозавра. Тварь находилась в конце улочки, занимая всю проезжую часть, и двигалась, по-видимому, к проспекту. Ага. Стало быть, жди ликвидаторов. Поспешить бы, не то как раз улицу оцепят…

С другой стороны – черт тянул лично посмотреть на ликвидацию. Телевизионщикам доверия не было. Поучаствовав однажды в несанкционированном митинге и не приметив на телеэкране своей физиономии в вечернем блоке новостей, а обнаружив вместо нее всякие отвратные рожи, Геннадий Родионович испытал одновременно радость от того, что не придется назавтра объясняться с директором, и горькое разочарование: хоть часть правды да обязательно скроют от народа!

Сельхозавр, надо полагать, был тот самый, что недавно прошествовал мимо школы. Крупный экземпляр, ему бы плуг тянуть по целине. Еще недавно пресса взахлеб писала о сельхозаврах – гениальное, мол, творение нанотехнологов. Побочных эффектов никаких, а пользы целый вагон: надежны, послушны радиокомандам, могучи, неприхотливы, не нуждаются в заправке, обладают достаточным интеллектом, чтобы не пахать асфальт, не сажать в грядки цыплят вместо лука и не обмолачивать фермеров… А сколько людей и ресурсов удастся высвободить для более разумного применения, чем производство тракторов и комбайнов!

Рабочих тракторных гигантов, понятно, никто не спрашивал, понравится ли им оказаться за воротами, но и движения новых луддитов не возникло. Нефтепродукты упали в цене, продовольствие тоже. Взрывообразно появилось множество анекдотов про сельхозавров. Эстрадные комики растерялись. И без них, причем вполне серьезно, сообщалось о работах по созданию сверхэкономичных тундровых сельхозавров – оленьих пастухов, сельхозавров болотных ради поимки лягушек для ресторанов и сельхозавров-пасечников, неуязвимых для укусов пчел и доставляющих нектар с цветов прямо в улей.

Как всегда, японцы успели раньше. Правда, их опытная модель сельхозавра-пчеловода, натренированная убивать колоссальных японских шершней, идентифицируя последних по их величине, перебила немало воробьев и других мелких птах, но кто сказал, что в новом деле всегда обходится без накладок? Сообщалось также, что будто бы в Австралии сельхозавр-стригаль оголил не только овечью отару, но и наблюдавшую за его работой группу туристов. Иск подали все: женщины – из-за утраты красоты, мужчины – оскорбившись тем, что их приняли за баранов.

Мир хихикал.

Но и восхищался тоже. Брезжила новая эра. «Чтоб тебе жить в эпоху перемен!» – проклинали недругов древние китайцы. Вышло, что прокляли все человечество. Хотя можно предположить, что наиболее прозорливыми из них, догадывавшимися, что когда-нибудь людям уже не придется горбатиться на рисовых полях, просто-напросто двигала низкая зависть к потомкам.

Ровно ничего не сообщалось о конгломератах нанороботов военного назначения. «Секретят», – пожимал плечами любой, кто слыл информированным. Вообще-то Геннадию Родионовичу было не вполне понятно, почему научить боевого сельхозавра (боезавра? дракоида?) отличать своих солдат от солдат противника труднее, чем брюкву от морковки. Помехоустойчивость у них, что ли, ни к черту? Или коварный супостат может не только поставить глушилку, но и вообще перехватить управление? Тогда, конечно, да…

В промышленности сельхозавры тоже не привились. Какое-то время говорили о пожирающих бокситы дюралезаврах для цветной металлургии – потом перестали. С транспортными мотоцерапторами тоже дело не пошло. Ареалом нанотехнологических чудищ оставалась сельская местность.

За исключением ненормальных экземпляров, для чего-то лезущих в город. И тем активнее, чем город крупнее.

Зачем, интересно? В городе обычно нет нужды опахивать канализационные люки, удобрять дома и окучивать фонари.

Загадка.

Одно ясно: массовый сбой какой-то. Разлад.

Вразумить психа перепрограммированием удавалось не всегда. Поначалу на улицах появились специальные машины с кипящими котлами, мигом окрещенные скороварками, – гнать сельхозавров вон из города струями перегретого пара. Сатирики приободрились. Послушать их, так выходило, что сельхозаврам в городе надо вставать на учет. Миграционная служба стойко терпела издевательства.

Обогнать сельхозавра по тротуару и раньше него выскочить на проспект не получилось – Геннадий Родионович уперся в оцепление. Омоновцы преграждали путь на манер фаланги. Впрочем, десятка полтора прохожих, кучкующихся возле стены пластиковых щитов, были настроены скорее иронически, нежели решительно. Поглядеть воочию на ликвидацию сельхозавра – ну кто откажется? А что с галерки, так это ничего. В партер все равно не пустят, да и рисковым надо быть человеком, чтобы туда полезть.

– Привет, физик! – раздалось над ухом.

Это был сосед по подъезду и приятель. Приятеля звали Рыбаба. Каким именем наградили его родители, помнили немногие, зато всем была широко известна его страсть к двум предметам: рыбалке и женщинам. О том, с какими трудами и приключениями ему доводилось вываживать либо то, либо другое, Рыбаба мог рассказывать часами.

Разговоры эти Геннадий Родионович пресекал, и быть бы ему у Рыбабы в опале, если бы не владевшая тем страсть: хоть разок обыграть «физика» в шахматы.

На худой конец – свести партию к ничьей.

– Из школы своей топаешь? – спросил Рыбаба.

– А ты с работы?

– Не, я завтра дежурю. – Рыбаба служил где-то охранником. – Сейчас с дачи еду. Карась в озере не берет, одно расстройство… Вышел из электрички, гляжу – сельхозавр. Я – за ним… Вечерком сыграем партийку, нет?

– Можно, – благосклонно согласился Геннадий Родионович.

– Часиков в шесть, а? Где всегда?

– Идет.

– А фору дашь?

– Бог подаст. Впрочем, можешь играть белыми.

– А…

Слитный вой сирен заглушил реплику Рыбабы. Из-за поворота вынеслись машины МЧС, закамуфлированные по-городскому под бетон и зелень, и затормозили с визгом. Из одних горохом посыпались служивые в касках и асбесте, другие же – огнеметные – навели стволы. На улице сразу стало топотно и тесно. Движения пластиковых щитов не потребовалось – зрители схлынули сами. Кончились те времена, когда зеваки скандалили, изо всех сил стараясь подобраться поближе к месту ликвидации. Кое-кто из тех, кому это удалось, мог и сейчас рассказать, как это приятно – попасть ненароком под брызги