– чистых, стройных, умных людей, а не глупых карликов-туземцев с их муравьиным упрямством и подлой привычкой сопротивляться сильному. Помоги, Господи!..

Марек молчал. Бог тоже. Флаер рыскал.

На несколько секунд облака под флаером разошлись, потом снова сомкнулись, и Валентин не пожалел о том. Он успел увидеть внизу горные цепи и оценить скорость полета – прискорбно незначительную, смешную, на уровне туземных самолетов, очень легко взлетающих и очень медленно продирающихся сквозь воздушный кисель. Лететь придется долго.

Флаер вдруг провалился вниз, да так, что Валентин на миг испытал невесомость – и чуть ли не впервые на Дне обрадовался, вновь ощутив свои привычные двести двадцать килограммов.

– Марек? Что это было?

– Его трудно держать на курсе. – Голос посмертного киборга был нарочито безразличен, и лишь эта нарочитость давала понять: он не лжет.

– Ты справишься?

– Я-то справлюсь. Не уверен, что справится флаер.

– Мы дотянем?

Марек оставил вопрос без ответа. Флаер накренился, задрожал, но выправился и минут пять летел как ни в чем не бывало. Валентин приободрился.

И зря: флаер сначала клюнул носом, затем вздыбился, как будто намеревался боднуть небо, вновь выпрямился, сотрясся короткой крупной дрожью и сделал попытку опрокинуться на спину. Марек похабно выругался.

Сквернословие как будто подействовало: еще несколько минут флаер как ни в чем не бывало держал курс и скорость. Но было ясно: аппарат медленно умирает, как это бывает с очень хорошими механизмами. Они не дохнут сразу, они включают все резервы и перед смертью отдают людям последние силы.

Значит, финиш?..

Плоха победа, когда она пиррова. Но и пиррова победа лучше, чем посмертная. А здесь, похоже, будет именно такая. Дело сделано, но надо еще выбраться, всплыть со Дна…

К свету. К жизни.

Но никто не спросил у Дна, отпустит ли оно. А теперь и спрашивать нечего, ответ ясен.

Не всплыть.

Заныли стенки кабины. Флаер мелко задрожал.

– Надо садиться, пока не поздно, – подал голос посмертный киборг.

– Садиться? – Валентин истерически расхохотался. – В горах?!

– Где угодно. Иначе мы просто рухнем. Возьми на себя радар, ищи площадку.

Судя по всему, все силы Марека уходили на борьбу с умирающим флаером. Пытаясь гальванизировать труп, он не мог отвлекаться на радар.

– Какая тут площадка? – завопил Валентин. – Где тут может быть площадка? Горы! Нет никакой площадки!

– Или площадка есть, или ты труп, – с безжалостной невозмутимостью ответствовал Марек. – Мне-то что, я летать умею.

Действительно, он мог приказать грузовому отсеку раскрыться и заведомо спасся бы. Он сам говорил, что энергии в нем хватит, чтобы облететь всю планету.

Валентина колотило. Первым делом он возненавидел Марека за то, что тот может спастись. Он ненавидел его даже за то, что тот остался. Он ненавидел всех и жалел себя.

Будь ты проклято, Дно! Будь проклята жизнь, если она вот-вот закончится, если она завершится дурацким падением на дурацкие скалы дурацкой планеты! Удар, брызги на камнях… Что делать, господи, что делать?!

– Радар, – с ноткой раздражения напомнил Марек.

И вновь захотелось сделать что-то такое, чтобы выжить. Посмертный киборг Марек Бем правильно выбрал тембр голоса. Было бы еще лучше, если бы рявкнул. И совсем хорошо, если бы отхлестал по лицу всеми своими восемью лапами. «Да, я пришел в чувство», – мог бы теперь сказать Валентин, но, конечно, не сказал.

Просто стал искать площадку.

Флаер был мертв. Нелепо изогнувшись, он лежал брюхом на острой глыбе, как будто намеревался переползти через нее. От удара обшивка лопнула – Валентин даже не предполагал, что такое возможно. Будь удар немного сильнее, он перервал бы флаер пополам.

И все-таки это была та площадка, которую выбрал Валентин и насчет которой Марек согласился, что лучшей, пожалуй, не найти. И люди были живы: Валентин отделался ссадинами и ушибами, а Квай дышал, по-прежнему не приходя в сознание. Умная машина сделала все, чтобы спасти людей. Она не взорвалась при ударе, хотя могла бы. Она просто умерла, до конца выполнив свой долг, и дальнейшая судьба людей от нее уже не зависела.

Марек пилотировал до конца. Сломал три из восьми своих лап-манипуляторов, но уцелел и сохранил способность к полету. И только это еще оставляло какое-то подобие надежды на спасение.

Плача от боли и бессилия, Валентин выполз на каменистый грунт и кое-как вытащил Квая. Зачем – он сам не вполне понимал. Песенка рыжего помощника была, пожалуй, спета. Но только ли его одного? Марек должен лететь за помощью, и чем скорее, тем лучше. Пока на горы не опустилась ночь. Завтра, а если совсем не повезет, то послезавтра он должен вернуться со спасателями. Надо продержаться этот срок, только и всего.

Легко сказать… Валентин обессиленно лег на спину, и острые камни больно вонзились в тело. Каждый вдох стоил усилий. Продержаться – а как? Аварийный комплект не пострадал, в нем помимо прочего сухпайки и вода, а только смерть скорее всего придет не от голода и жажды. Черт знает, что тут творится ночью… Но даже если ночь пройдет спокойно, у Дна всегда есть в запасе безотказный способ медленного убийства: тяготение. Так что шансы невелики. А у Квая их и вовсе нет.

Марек пробовал наладить связь. Не преуспев – чертыхнулся, зажужжал, легко взмыл и скрылся за невысокой скальной грядой. «Куда он?» – вяло подумал Валентин и сейчас же понял. Его бросили. Оставили умирать на чужой планете. Сначала его бросил Квай, преступно отключившись, а теперь и Марек. Посмертный киборг оказался подонком и трусом: бросил эмиссара Терры, будто какого-нибудь никчемного туземца! Та-ак…

Он злился недолго: накатила жалость к себе. Теперь ему точно не всплыть со Дна. Он останется здесь навсегда, и его кости растащит местное зверье. Какие-нибудь туземные шакалы будут вгрызаться в его мясо, рыча и повизгивая от удовольствия. Пегий Удав – хладнокровный убийца. Его, Валентина, руками он решил проблему с Дном, а человеческие жизни – лишь издержки в несложной, в общем-то, партии. При случае он скажет несколько прочувственных слов, уверенный, что сделал для посланных им людей все возможное. И о мертвых забудут – какое дело живым до покойников?

Удав – убийца, а Дно – орудие преступления. Законного, ненаказуемого преступления! Разве Валентин не добровольно отправился на Дно? Согласился, глупец, выполнить миссию, и не без энтузиазма согласился! Думал: справлюсь, думал: покажу себя… Ну и что ты теперь покажешь, человеческая букашка, побежденная Дном? И кому? Внутренности свои покажешь местным хищникам, когда их тебе вырвут? А не будет зверья – Дно убьет тебя в любом случае, это вопрос недолгого времени…

Квай пошевелился и застонал. Он приходил в себя – но зачем? Чтобы полностью осознать неизбежное, до костей пропитаться ужасом смерти, прежде чем она придет? Темнеет, скоро на горы упадет ночь, и вряд ли удастся вновь увидеть мутный здешний рассвет. Теперь он казался прекрасным, и само Дно с его тяжестью, воздухом-киселем, ураганами и землетрясениями мнилось вполне подходящим местом для жизни. Только бы жить! Быть кем угодно, хоть последним из донников, хоть местным птеродактилем, хоть травинкой. Червяком тоже неплохо. Только бы жить, существовать в реальности, а не в чьей-то непрочной памяти…

Валентин осознал, что плачет. Его забудут, в том нет сомнений. Для Вивьен найдется другой жених из высшего общества Терры, и кто-нибудь другой сделает вместо Валентина шаг вверх по карьерной лестнице,