тогда как в термине захрафа совсем другое X. Как бы там ни было, художники как ни в чем ни бывало называют рисование картин письмом. Все к этому привыкли настолько, что уже как будто и не замечают разницы. Сами арабы – из-за созвучия этих двух слов в арабском языке – в средние века все рисунки составляли не иначе как из букв.
Слово досуг другого свойства. Оно, как считают специалисты, чисто русское образование. Этимологи возводят его к глаголу досягать. Логика здесь, как говорится, не ночевала. В действительности это арабский фразеологизм даъ йисуг, буквально: “дай пройти” о пище, то есть “дай проглотить”. Употребляется в значении “дай отсрочку, не торопи со временем”. Состояние, когда человек никуда не торопится или его не торопят, как раз и называется по-русски досугом.
Продать как будто бы состоит из приставки про- и корня дать. С корневой частью все в порядке, ведь при продаже происходит передача товара, а вот приставка здесь играет непонятную роль. Обычные ее значения, например, “наперед” как в прорицать, или “всеохватности” как в прозаниматься (весь день) или “пересечения” как в пройти, не подходят, как не подходят и другие ее значения, о которых можно прочитать в толстой Академической грамматике. Может быть, это вообще не приставка? Проверить – для нас дело не хитрое. Напишем слово арабскими буквами, не обращая внимания на то, где здесь приставка, а где корень. Получается арабский корень ФРД, который означает “навязать”. Разве навязать товар это не то же самое, что продать его? Выходит, что и корень здесь не тот, что мы с такой уверенностью называли вначале вслед за грамматистами.
Может быть, и в слове предать пре- не приставка? Как проверить, если набор согласных как в предать так и в продать один и тот же. Да, в русских словах он одинаковый. А в арабских эквивалентах два разных Д. Одно Д – обыкновенное, как у нас, а второе – гортанизированное (эмфатическое). От корня с Д обыкновенным образуется глагол афрада “оставить в одиночестве”. На мой взгляд; это то, что надо. Как говорится, не в бровь, а в глаз. В русском языке произошла перестройка морфологии слова. И в том и другом случае часть корня замаскировалась под приставку. Такое явление, как было сказано при разборе слова подхалим, в языкознании называется переразложением.
Строго говоря, абракадабрами следует считать не только слова с неясным смыслом, получившиеся в результате сложения более мелких смысловых отрезков, но и любое слово, которое неизвестно почему называет именно то, что называет. В таком случае к этому разряду бессмысленных слов будут относиться все без исключения непроизводные русские слова.
Обо всех словах не скажешь, а вот о названиях животных поговорить можно. Они имеют то неоспоримое преимущество в интересующем меня аспекте, что обладают весьма характерными повадками, которые многократно фиксируются в народном сознании в слагаемых народом сказках, пословицах, поговорках, в устойчивых эпитетах, так что, если сказать, например, что акула прожорливая, никто не удивится. Так оно и есть, и тут спорить не о чем. Если же нужны более объективные свидетельства, то и они найдутся. Например, в чешском языке акула называется жралок. Но вот если мы слово акула напишем арабскими буквами, арабская вязь точно обозначит всем известный признак этой морской хищницы. А акула как раз и означает по-арабски “прожорливая”. Чтобы подчеркнуть простоту и точность такого метода, сравним наши результаты с результатами этимологических словарей, на которые работают крупные коллективы ученых всего мира. Это слово единодушно считается заимствованием из скандинавских языков, скорее всего из норвежского, в котором оно представлено в следующих формах halgerring “полярная акула”, ha “небольшая акула”, диалектальное haakall “акула”, при наличии общенорвежского слова haj, которое из голландского языка, где оно в отдаленном прошлом – опять- таки скандинавского происхождения [25]. Дальнейшие следы теряются. Происхождение норвежского слова покрыто туманом. Если исходить исключительно из языковых фактов, а не из фантазий этимологической науки, то в русском акула непосредственно из арабского, поскольку никак не искажает арабского слова, даже конфигурация огласовок в точности копирует модель действительного причастия усиленного, тогда как многовариантность искажений в норвежском говорит о том, что норвеги скорее всего взяли это слово у нас.
Слово лошадь, как считает этимология, заимствовано нами у тюрков. Основанием для такого мнения служат следующие тюркские слова: башкирское алаша “мерин”, азербайджанское алаша “кляча”, турецкое алаша “лошадь или другое животное, прирученное к седлу” [25]. Почему кляча или мерин носит у тюрков такое название, тюрки и сами не знают. Я же утверждаю, что русское лошадь происходит из того же источника, что и акула. Арабское ал-ашадд, в некоторых диалектах, например, в алжирском, произносится лошадд, означает “сильный, сильнейший”. Слово происходит от корня ШДД “тянуть”. Первое Л – артикль. То, что лошадь – тягловое животное, известно всему миру и спорить здесь не о чем. То, что русское слово и по значению, и по звуковой форме значительно точнее тюркского, в чем может теперь убедиться каждый, говорит о том, что тюрки взяли это слово у нас, и, не зная точно семантики и не умея произносить русские звуки, исказили слово до алаша.
Лиса для этимологов совершенно темное слово, в чем они откровенно признаются. Попытки сближения с латышским названием лисы lарsа или литовским lара явно неудачные. Звук С в этом слове считают суффиксом. Ученых поражает разнообразие форм названий этого зверя в разных языках. Вывод они делают такой: установить единую форму индоевропейского корня невозможно. (25).
Единую форму вымышленного индоевропейского языка мы устанавливать не будем, просто найдем корень в арабском словаре. Арабский корень должен обязательно состоять из трех согласных. Когда в конкретных словах наблюдается меньшее количество согласных, это значит, что недостающие согласные – слабые, то есть Вав или Йа. В определенных грамматических моделях слов они прячутся за гласными или за “пустотой”. Скрытая слабая может оказаться на любой из трех позиций. Начнем с первой. Предположим, что корень здесь ВЛС. Посмотрим-ка его значение. Оказывается, он означает “обманывать”. Надо ли напоминать русскому читателю о том, что во всех русских сказках она иначе не упоминается, как лиса- обманщица. Так с первой попытки мы нашли нужный арабский корень, точно отражающий мнение русского народа об этом зверьке.
Показанный здесь метод этимологизации на примере лисы, лошади, акулы дает такие же результаты на сороке – воровке, собаке – “гончей”, страусе – “прячущем голову”, хамелеоне – “защищающемся цветом”, “рогатом” быке, щуке – разбойнице, беркуте – “молнии”, хомяке – “пшеничнике”, если прочитать его в обратную сторону, крысе – “хапуге”, “злом” волке и многих других животных, мотив названия которых проясняется сразу же, как только мы начнем их писать арабской графикой. Оказывается, животные носят “говорящие” имена, как и герои русской классической литературы.
Означает ли это, что все эти названия заимствованы из арабского языка? От внимательного взгляда читателя не должно ускользнуть то обстоятельство, что в арабском языке соответствующие слова вовсе не обозначают никаких животных. Отношение между русскими названиями животных и соотносимых с ними арабскими корнями точно такие, как между чешским названием акулы жралок и соответствующим русским корнем. Мог ли чешский заимствовать это название из русского? Разумеется, нет, поскольку в русском акула обозначается иначе. Почему же мы понимаем мотивацию чешского слова? Очевидно, потому, что русский и чешский имеют общие корни благодаря тесному исконному языковому родству. Точно такие же отношения родства между русским и арабским языками.
С помощью арабских корней не проблема дать этимологию даже местоимений, как считается, самой архаичной лексики, о выяснения происхождения которой этимология даже не мечтает.
Русское местоимение я и его латинский эквивалент
