на столь южных широтах. Преториус, этот изысканный старый композитор, исполняется нами тремя: Гбуреком, Лёзенером и мной при помощи двух блок-флейт и одной скрипки. Очень простые и светлые мелодии, которые могут выступать в роли канона поразительной органичности; музыка, которую только теперь мы стали по-настоящему понимать, так как следуем из столь же простых и светлых ландшафтов. Аккорды звучат таким же образом. В шуме городов такая музыка не может быть оценена по достоинству, но в ледяной тишине, посреди моря, путь к ней найти как нельзя просто.
Идет дождь. Унылая погода. Как только он слегка стих, то мы можем совершить очередную станционную остановку. 21 февраля около 19 часов мы находимся 51,5° южной широты по нулевому меридиану. Это наша восьмая «станция».
Однако дождь продолжается. Он льет непрерывно. Мы знаем, что такое дождь, а потому пытаемся спрятаться хоть под какими-нибудь навесами, выступающими частями рубки, на средней палубе и т. д. Пингвины не знают, что такое дождь, а потому они немало удивлены и в растерянности бегают по своему загону. В их жизни это первый дождь.
До этого момента они ходили по территории, на которой выпадало слишком много снега, но ни одной капельки дождя. Для этого в Антарктике слишком холодно. Сам по себе дождь был бы вовсе не так уж плох, однако наши пингвины не могут смазывать себе перья жиром, что было у них «дома» привычным делом. На корабле у них не слишком богатая, почти вегетарианская пища, а потому день ото дня они неуклонно худеют. Мы уже упоминали, что с провиантом для новых пассажиров на корабле имелись определенные трудности. Барклей пытается делать все от него зависящее. Но откуда бы нам взять свежую жирную селедку? Около острова Буве мы хотели заняться ловлей рыбы, но не смогли спустить на воду подходящую шлюпку. Тогда мы стали глушить рыбу при помощи динамита, собирая ее с поверхности воды сачками и сетями. Однако шторм расстроил все наши планы. Мы носились от борта к борту, но не заметили даже хвоста от рыбешки.
Впрочем, Барклею в его биологических изысканиях удалось добиться кое-каких результатов. В настоящее время мы идем по форменной морской пустыне. В данном случае цветом пустыни, как ни странно прозвучит, является синий цвет. Чем синее море, тем меньше в нем находится живых организмов!
Итак, когда идет дождь, пингвины промокают насквозь. Вода струится по их обезжиренному оперению и проникает прямо до кожи. Шефер сооружает в их загоне подобие навеса. Однако глупые животины не намереваются укрываться. Стоит только начаться дождю, они тут же устремляются под его струи. Они тут же промокают насквозь. В подобных ситуациях их приходится привязывать. Веревка натягивается, и все они стоят в ряд: восемь больших императорских пингвинов и три маленьких, но юрких пингвина Адели.
За неимением лучшего Барклей смазывает их перья гелем для волос. Капитан Котгас пожертвовал для этого целую банку, которую ему в свое время презентовала какая-то из австралийских почитательниц. Однако тот, кто знает нашего капитана, поймет, почему он никогда не будет укладывать прическу при помощи геля для волос. Поэтому на данную жертву он пошел с легким сердцем. Теперь наши пингвины не только блестят, но благоухают самым невероятным ароматом! Как там поется в песне? «Аромат, который плывет за прекрасной фрау…»
Большей частью пингвины вообще ничем не пахнут. Однако поскольку они вынуждены часами простаивать на месте, а их феноменальное пищеварение явно не удовлетворено нашим корабельным рационом, то можно представить, что творится у них в загоне. Мы ужасаемся, как Барклею ежедневно удается вычистить эти авгиевы конюшни.
У нас сегодня праздник! Мы прошли 11111 морских миль. По этому поводу корабельное командование позволяет каждому члену экспедиции выпить пива или немного шнапса. На редкость бестолковый праздник!
Ланге настолько увлечен этим безобразием, что собирается сойти за борт. Кроме этого он опять увлечен борьбой с распахнутым иллюминатором, через который к нам норовит заглянуть в гости океан. Он опять требует надувную лодку! По кораблю ходят слухи, что приятели Майр и Ширмахер хотят прокатиться в Кейптауне на роскошной яхте «Кентавр». Они якобы намереваются пересесть на нее и направиться на «Кентавре» домой. Поскольку Майр предполагает, что на роскошных яхтах должны быть красивые женщины, то он намеревается придать себе аристократического лоску, ну или по крайней мере сбрить бороду. «Прекрасно,» — говорит Ланге, — тогда у меня самые большие шансы на успех!» Он один из немногих, кто после нашего отплытия из Гамбурга бреется во время путешествия каждый день.
Капитан Коттас предлагает Ланге печеный лабкаус, блюдо скандинавской кухни. От вида этого деликатеса у нас желудочный сок стал выделяться в два раза быстрее. Ланге уже съел не одну такую вкусную вещь, но все равно берет большой кусок. «Знаете, капитан Котгас, это чисто символическое действие, поскольку я весьма осторожно отношусь к таким блюдам».
А за бортом дождь и туман. Чтобы не дрейфовать по ночам, мы пытаемся установить на штурманскую рубку большой прожектор. Однако туман настолько густой, что даже луч прожектора погружается в него не более чем на несколько метров. Тогда мы пытаемся запускать в небо сигнальные ракеты. Результаты еще более плачевные. Однако этому действию нельзя отказать в эстетическом эффекте — устроить фейерверк посреди Южной Атлантики. Все, кто в тот момент находятся на палубе, зачарованно наблюдают за этим представлением.
Мы достигаем десятой «станции», которая лежит на 46,5° южной широты. Погода заметно улучшилась. У нас над головой синее небо, покрытое перистыми облаками. Мы давненько не видали такого. Пингвины увлечены чисткой перьев. Агата, кажется, готовится к линьке. Корона из перьев, которую она долгое время носила на голове, исчезла. Ночью вновь можно наблюдать за звездами. На ночном небосклоне безраздельно властвуют Сириус и Южный Крест. Когда же все-таки появятся Полярная звезда и Большая Медведица? Впрочем, звезды Южного полушария нам предстоит наблюдать еще несколько недель!
Рунке решает арифметические задачки: 1040 + 1040 =? + 10? + 10? Он смеется до упаду, когда у него вдруг получается — 3000. Он подозревает, что может заболеть цингой, а потому ему для излечения надо срочно принять три бутылки пива.
Работы на очередной «станции» были отменены из-за сильного шторма. Сила ветра составляет 7 и 8 баллов. Корабль не может маневрировать только для того, чтобы забросить в воду трос для лота. Мы решаем дождаться 44° южной широты.
К великому сожалению, время ожидания не идет на пользу нашим двум самолетам. Во время шторма они раскачиваются из стороны в сторону. Болле озабоченно снует вокруг машин.
— Если так будет продолжаться хотя бы восемь дней, то мы привезем домой только обломки! Будь неладны эти станционные остановки!
Нельзя сказать, что в этих словах не было своей логики. Видели бы вы, что со дна моря из своих сетей извлекал Барклей!
— Я еще не видел, чтобы из них извлекли что-то приличное! А вы видели? Нет? То-то же! А вы загляните к нему в сеть! Что там? Водяные блохи! Ох, великое открытие! По возвращении ими можно будет снабжать магазины для рыболовства!
Не стоит полагать, что эти утверждения делал Болле. Однако они являются весьма точным выражением настроений, которые царили среди большей части команды. Она со скепсисом относилась к научным изысканиям. Впрочем, эта большая часть с покровительственной благосклонностью терпела неудобства, которые ей доставляла наука. На самом деле больше всех был расстроен Барклей. Он надеялся поймать большую рыбу. Однако со временем его надежды свелись к мечтам о небольших рыбехах, которых можно было извлечь из океана с 500-метровой глубины. Он молил об этом природу. В конце концов, мы же являлись научной экспедицией! По большому счету большая часть экипажа была горда тем, что ей посчастливилось принимать участие именно в такой экспедиции.
Тем не менее раскачивание самолетов стало приобретать угрожающие формы. Они были закреплены на палубе то, что называется «по-походному», а значит, любой сильный шторм был в состоянии снести все эти крепления. Поскольку мы полностью готовы к работе на «станции», то принято решение подождать еще пару дней. В итоге мы решаем осуществить свои очередные изыскания на одиннадцатой «станции», которая располагается на 44° южной широты. Если и там нас ожидает неудача,