понадобились мистеру Дево.
– Что ж, здесь никого нет, — сказал боцман Джон Лейн, осторожно обходя полынью, имевшую не более двадцати пяти футов в поперечнике, и пристально вглядываясь сначала в черную воду восемью футами ниже поверхности льда, а потом в лес сераков, обступающий их со всех сторон. — Где они? Кроме тебя, с мистером Дево было еще восемь человек, когда он покидал лагерь, Голдинг.
– Я не знаю, мистер Лейн. Он велел мне привести вас именно сюда.
Трюмный старшина сложил у рта ладони рупором и крикнул:
— Эге-гей! Мистер Дево? Эге-гей!
Откуда справа донесся ответный крик. Голос звучал невнятно, приглушенно, но явно возбужденно.
Знаком велев Голдингу следовать за ним, Крозье углубился в лес сераков двенадцатифутовой высоты. Ветер, пролетающий между ледяными башнями затейливых очертаний, протяжно и жалобно стонал, и все они знали, что края у сераков острее и тверже большинства корабельных ножей.
Впереди, на залитом лунным светом участке ровного льда между сераками стояла темная человеческая фигура.
— Если это Дево, — прошептал Лейн капитану, — значит, он потерял восьмерых своих людей.
Крозье кивнул.
– Джон, Уильям, вы двое идите вперед — медленно, — держите дробовики наготове, с взведенными курками. Доктор Гудсер, будьте добры остаться здесь со мной. Голдинг, ты тоже ждешь здесь.
– Слушаюсь, сэр, — прошептал Уильям Годдард.
Он и Джон Лейн стянули зубами рукавицы, вскинули ружья, взвели один из двух курков на своих двустволках и осторожно двинулись к залитому лунным светом открытому пространству между сераками.
Огромная тень выступила из-за последнего серака и со страшной силой сшибила головами Лейна и Годдарда. Оба мужчины рухнули на лед, точно коровы под кувалдой мясника на скотобойне.
Другая темная фигура, невесть откуда появившаяся, сбила Крозье с ног ударом по затылку, заломила ему руки за спину, когда он попытался встать, и приставила нож к шее.
Роберт Голдинг схватил доктора Гудсера и поднес длинный нож к горлу врача.
— Не двигайтесь, доктор, — прошептал парень, — или я сам вас маленько прооперирую.
Громадная фигура подняла Годдарда и Лейна за шиворот и поволокла на открытое пространство. Носки их башмаков чертили борозды на снегу. Из-за сераков вышел третий человек, подобрал дробовики Годдарда и Лейна, один отдал Голдингу, а другой оставил себе.
— Давай туда, — сказал Ричард Эйлмор, делая знак двустволкой.
С по-прежнему приставленным к горлу ножом, зажатым в руке неясной фигуры, в которой теперь Крозье по запаху опознал лодыря и выпивоху Джорджа Томпсона, капитан встал и, подгоняемый толчками, спотыкаясь вышел из тени сераков и двинулся к человеку, стоящему в лунном свете.
Магнус Мэнсон бросил тела Лейна и Годдарда на лед перед своим хозяином Корнелиусом Хикки.
— Они живы? — прохрипел Крозье.
Томпсон по-прежнему заламывал капитану руки за спину, но теперь, когда на пленника были направлены дула двух дробовиков, отнял нож от горла.
Хикки наклонился, словно собираясь осмотреть мужчин, и двумя плавными, легкими движениями перерезал обоим горло ножом, внезапно появившимся у него в руке.
— Теперь уже не живы, мистер Великий и Всемогущий Крозье, — сказал помощник конопатчика.
Кровь, хлеставшая на лед, казалась черной в лунном свете.
— Именно таким способом ты и зарезал Джона Ирвинга? — спросил Крозье дрожащим от ярости голосом.
— Да пошел ты… — сказал Хикки.
Крозье посмотрел волком на Роберта Голдинга.
— Надеюсь, ты получишь свои тридцать сребреников. Голдинг хихикнул.
— Джордж, — обратился помощник конопатчика к Томпсону, стоявшему за капитаном, — Крозье носит пистолет в правом кармане шинели. Вытащи его. Дики, принеси мне пистолет. Если Крозье шевельнется, убей его.
Томпсон вынул пистолет, в то время как Эйлмор держал капитана под прицелом присвоенного дробовика. Потом Эйлмор приблизился, взял пистолет и коробку патронов, найденную Томпсоном, и попятился прочь, снова подняв дробовик. Он пересек залитое лунным светом пространство и отдал пистолет Хикки.
— Все эти неизбежные горести и беды существования, — внезапно сказал доктор Гудсер. — Зачем людям добавлять к ним новые? Почему представители нашего вида всегда должны принимать на себя полную меру страданий, ужаса и бренности существования, предначертанных Богом, а потом усугублять свое положение? Вы можете ответить мне на этот вопрос, мистер Хикки?
Помощник конопатчика, Мэнсон, Эйлмор, Томпсон и Голдинг уставились на врача так, словно он вдруг заговорил на арамейском.
То же самое сделал и другой единственный живой человек здесь, Френсис Крозье.
– Что тебе угодно, Хикки? — спросил Крозье. — Убить еще несколько порядочных людей с целью запастись мясом для похода?
– Мне угодно, чтобы ты заткнулся к чертовой матери, а потом умер медленной и мучительной смертью, — сказал Хикки.
Роберт Голдинг зашелся идиотическим смехом. Стволы дробовика у него в руках выбили барабанную дробь на спине Крозье.
— Мистер Хикки, — сказал Гудсер, — вы же понимаете, что я никогда не стану помогать вам, расчленяя тела моих товарищей по плаванию.
Хикки оскалил мелкие зубы, блеснувшие в лунном свете.
— Станешь, доктор. Я ручаюсь. Или увидишь, как мы станем резать тебя по кусочку и скармливать тебе твое собственное мясо.
Гудсер ничего не ответил.
— Том Джонсон и другие найдут вас, — сказал Крозье, ни на миг не сводивший пристального взгляда с лица Корнелиуса Хикки.
Помощник конопатчика расхохотался.
— Джонсон уже нашел нас, Крозье. Вернее, мы нашли его. Он повернулся назад и поднял со снега джутовый мешок.
— Как там ты всегда называл Джонсона, Крозье? Своей надежной правой рукой? Вот она. — Он подкинул в воздух окровавленную правую руку, отрубленную по локоть, и пронаблюдал за тем, как она падает у ног Крозье.
Крозье не посмотрел на нее.
— Ты жалкий кусок дерьма. Ты полное ничтожество — и всегда был ничтожеством.
Лицо Хикки исказилось, словно под действием лунного света он превращался в некое существо, не принадлежащее к роду человеческому. Его тонкие губы растянулись, обнажив мелкие зубы, каковую жуткую гримасу все прочие видели лишь у цинготных больных в предсмертные часы. В глазах его отразилось нечто большее, чем безумие, нечто большее, чем просто ненависть.
— Магнус, — сказал Хикки, — задуши капитана. Медленно.
— Хорошо, Корнелиус, — сказал Магнус и тяжкой поступью двинулся вперед.
Гудсер попытался броситься навстречу верзиле, но Голдинг крепко держал его одной рукой, а другой приставлял дробовик к затылку.
Крозье не шевельнулся, пока великан неуклюже шагал к нему. Когда тень Магнуса упала на Крозье и державшего его Джорджа Томпсона, последний слегка отшатнулся, и одновременно с ним Крозье тоже немного подался назад, а потом резко дернулся вперед, рывком высвободил левую руку и засунул ее в левый карман шинели.
Голдинг едва не спустил курок дробовика и ненароком не снес Гудсеру полчерепа — так сильно он
